Сияла ночь, играя на пандури,
     Луна плыла в убежище любви,
     И снова мне в садах Пасанаури
     На двух Арагвах пели соловьи.
     С Крестового спустившись перевала,
     Где в мае снег и каменистый лед,
     Я так устал, что не желал нимало
     Ни соловьев, ни песен, ни красот.
     Под звуки соловьиного напева
     Я взял фонарь, разделся догола,
     И вот река, как бешеная дева,
     Мое большое тело обняла.
     И я лежал, схватившись за каменья,
     И надо мной, сверкая, выл поток,
     И камни шевелились в исступленье
     И бормотали, прыгая у ног.
     И я смотрел на бледный свет огарка,
     Который колебался вдалеке,
     И с берега огромная овчарка
     Величественно двигалась к реке.
     И вышел я на берег, словно воин,
     Холодный, чистый, сильный и земной,
     И гордый пес, как божество спокоен,
     Узнав меня, улегся предо мной.
     И в эту ночь в садах Пасанаури,
     Изведав холод первобытных струй,
     Я принял в сердце первый звук пандури,
     Как в отрочестве — первый поцелуй.