[И. А. Баратынскому]
 
         Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри виются;
         Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы алеют
         В быстрые дни молодых поцелуев. Но, скоро ль, не скоро ль,
         Все ж мы, пастух, состарёемся, все ж подурнеем; а Дафна,
 
         Эта шалунья, насмешница, вдруг подрастет и, как роза,
         Вешним утром расцветшая, нас ослепит красотою.
         Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и тщетно! вертушка
         Вряд поцелует седых - и, локтем подругу толкая,
         Скажет с насмешкою: «Взглянь, вот бабушкин милый любовник!
         Как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!
         Голос его соловьиный, а взор его прямо орлиный!»
         - «Смейся, - мы скажем ей, - смейся! И мы насмехались, бывало!
         Здесь проходчиво все - одна непроходчива дружба!»
         «Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно мы с тобой не видались!
         Век не забуду я дня, который тебя возвратил мне,
         Мой добродетельный старец! милый друг, твои кудри
         Старость не скупо осыпала снегом! Приди же к Цефизу;
         Здесь отдохни под прохладою теней: тебя ожидают
         Сочный в саду виноград и плодами, румяная груша!»
         Так Цефиз говорил с младенчества милому другу,
         Старца обнял, затвор отшатнул и ввел его в садик.
         С груши одной Филинт плоды вкушал и хвалил их,
         И Цефиз ему весело молвил: «Приятель, отныне
         Дерево это твое; а я от холодной метели
         Буду прилежно его укутывать теплой соломой.
         Пусть оно для тебя и цветет, и плодом богатеет!»
         Но - не Филинту оно и цвело, и плодом богатело:
         В ту же осень он умер. Цефиз молил Жизнедавца
         Так же мирно уснуть, хоть и бедным, но добрым. Под грушей
         Старца он схоронил и холм увенчал кипарисом.
         Часто слыхал он, когда простирала луна от деревье;
         Влажные, долгие тени, священное листьев шептанье;
         Часто из гроба таинственный глас исходил - казалось!
         Был благодарности глас он. И небо давало Цефизу
         Много с тех пор и груш благовонных, и гроздий прозрачных.