Зачем семьи родной безвестный круг
     Я покидал? Все сердце грело там,
     Все было мне наставник или друг,
     Все верило младенческим мечтам.

     Как ужасы пленяли юный дух,
     Как я рвался на волю, к облакам!
     Готов лобзать уста друзей был я,
     Не посмотрев, не скрыта ль в них змея.
     Но в общество иное я вступил,
     Узнал людей и дружеский обман,
     Стал подозрителен и погубил
     Беспечности душевной талисман.
     Чтобы никто теперь не говорил:
     Он будет друг мне! -- боль старинных ран
     Из груди извлечет не речь, но стоп;
     И не привет, упрек услышит он.
     Ах! я любил, когда я был счастлив,
     Когда лишь от любви мог слезы лить.
     Но, эту грудь страданьем напоив,
     Скажите мне, возможно ли любить?
     Страшусь, в объятья деву заключив,
     Живую душу ядом отравить
     И показать, что сердце у меня
     Есть жертвенник, сгоревший от огня.
     Но лучше я, чем для людей кажусь,
     Они в лице не могут чувств прочесть;
     И что молва кричит о мне... боюсь!
     Когда б я знал, не мог бы перенесть.
     Противу них во мне горит, клянусь,
     Не злоба, не презрение, не месть.
     Но... для чего старалися они
     Так отравить ребяческие дни?
     Согбенный лук, порвавши тетиву,
     Гремит -- но вновь не будет прям, как был,
     Чтоб цепь их сбросить, я, подняв главу,
     Последнее усилие свершил;
     Что ж. Ныне жалкий, грустный я живу
     Без дружбы, без надежд, без дум, без сил,
     Бледней, чем луч бесчувственной луны,
     Когда в окно скользит он вдоль стены.