Я сегодня нашел свои старые краски.
     Как часто взгляд на забытый предмет
     Возвращает все обаянье ускользнувших лет!
     Я сегодня нашел мои детские краски...

     И странный отрок незванно ко мне вошел
     И против меня уверенно сел за стол,
     Достал, торопясь, тяжелую тетрадь...
     Я ее не мог не узнать:
     То были мои забытые, детские сказки!

     Тогда я с ним заговорил; он вздрогнул, посмотрел
     (Меня не видел он, - я был для него привиденьем),
     Но через миг смущенья он собой овладел
     И ждал, что будет, с простым удивленьем.
     Я сказал: «Послушай! я тебя узнаю.

     Ты - это я, я - это ты, лет через десять...»
     Он засмеялся и прервал: «Я шуток не люблю!
     Я знаю лишь то, что можно измерить и взвесить.
     Ты - обман слуха, не верю в действительность твою!»
     С некоторым гневом, с невольной печалью
     Я возразил: «О глупый! тебе пятнадцать лет.

     Года через три ты будешь бредить безвестной далью,
     Любить непонятное, стремиться к тому, чего нет.
     Вселенная жива лишь духом единым и чистым,
     Материя - призрак, наше знание - сон...»

     О боже, как искренно надо мной рассмеялся он,
     И я вспомнил, что был матерьялистом и позитивистом.
     И он мне ответил: «О, устарелые бредни!
     Я не верю в дух и не хожу к обедне!

     Кто мыслит, пусть честно служит науке!
     Наука - голова, а искусство - руки!»
     «Безумец! - воскликнул я, - знай, что ты будешь верить!
     Будешь молиться и плакать пред Знаком креста,
     Любить лишь то, где светит живая мечта,
     И все проклянешь, что можно весить и мерить!»
     «Не думаю, - возразил он, - мне ясна моя цель.

     Я, наверно, не стану петь цветы, подобно Фету.
     Я люблю точное знание, презираю свирель,
     Огюст Конт навсегда указал дорогу поэту!»
     «Но, друг, - я промолвил, - такой ли теперь час?

     От заблуждений стремятся все к новому свету!
     Тебе ли вновь повторять, что сказано тысячу раз!
     Пойми тайны души! стань кудесником, магом...»
     «Ну, нет, - он вскричал, - я не хочу остаться за флагом!»

     «Что за выражения! ах да! ты любишь спорт...
     Все подобное надо оставить! стыдись, будь же горд!»
     «Я - горд, - он воскликнул, - свое значенье я знаю.
     Выступаю смело, не уступлю в борьбе!

     Куда б ни пришел я, даже если б к тебе,
     - Приду по венкам! - я их во мгле различаю!»
     И ему возразил я печально и строго:
     «Путь далек от тебя ко мне,
     Много надежд погибнет угрюмой дорогой,
     Из упований уступишь ты много! ах, много!
     О, прошлое! О, юность! кто не молился весне!»

     И он мне: «Нет! Что решено, то неизменно!
     Не уступлю ничего! пойду своим путем!
     Жаловаться позорно, раскаянье презренно,
     Дважды жалок тот, кто плачет о былом!»

     Он стоял предо мной, и уверен и смел,
     Он не видел меня, хоть на меня он смотрел,
     А если б увидел, ответил презреньем,
     Я - утомленный, я - измененный, я - уступивший
     судьбе,

     Вот я пришел к нему; вот я пришел к себе! -
     В вечерний час пришел роковым привиденьем...
     И медленно, медленно образ погас,
     И годы надвинулись, как знакомые маски.
     Часы на стене спокойно пробили час...
     Я придвинул к себе мои старые, детские краски.