С ШИРОКО ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

Теперь я знаю точно: «Запах женщины» Мартина Бреста если и не Рубикон, то его полноводный приток, у которого, рано или поздно, оказывается каждый киноман. Но подавляющее большинство народу так и остается на уютном берегу, не рискнув замочить ноги в ледяном потоке. На берегу хорошо. Там солнечно, приятно глазу. Кроме «Запаха женщины» там обитают фильмы, вроде «Военный ныряльщик» или «Несколько хороших парней». Другого берега не видно. Он скрыт туманом сомнений и неопределенностей. Соваться туда стремно. Так и получается, что «Запах женщины» для многих непреодолимая граница. В их понимании – это одна из вершин кинематографа. И только с другого берега видно, что на самом-то деле вершина – не такая высокая, как кажется; возвышается она не сама собой, в альпийских объятиях, но установлена в пределах студии – заботливо собранная декорация.

Это чувство возникло у меня не сразу. «Запах женщины» Мартина Бреста выглядел слишком хорошо и аристократично. В нем было все для того, чтобы он нравился: добрый парень Чарли (Крис О’Доннелл), сделавший себя сам, попадает в передрягу. Если он не сдаст тех подонков (псевдо-товарищей), которые обгадили машину директора, его исключат из школы (между прочим, элитной, где все учатся за папины деньги, и только Чарли– по благотворительной программе). На фоне дилеммы стучать-не стучать во спасение, Чарли не унывает. Он держит рот на замке и, заодно, подыскивает возможность заработать. Так он встречается со слепым полковником Фрэнком Слэйдом (Аль Пачино), соглашаясь стать его поводырем. За считанные дни безумства грубый вояка, обожающий «дамские киски» откроет парню правду жизни, а парень, в свою очередь, вернет полковнику веру в себя и справедливость, за что будет щедро вознагражден в финале.

Подобно здоровой сердечной мышце, Аль Пачино гонит сюжетную кровь фильма одинаково хорошо (стремительно) все два с половиной часа. Его игра, пожалуй, единственный проблеск искренности и настоящий драгоценный камень на фоне изящной, не лишенной своих достоинств… стеклянной имитации.

Я долго не мог понять, что же мне не нравится, пока не пересмотрел «Запах женщины» Дино Ризи (1974). Без сомнения, фильмы обладают разными акцентами (я к ним еще вернусь). Но при всех своих актерских достоинствах, фильм Мартина Бреста «…слишком правилен в своем исполнении, как правильны… лекала», - понял я, когда увидел танго полковника-Аль Пачино. Вспоминая эту сцену, многие хвалят чудесную музыку Карлоса Гарделя, забывая при этом следить за самим танцем, в котором… не обнаруживается страсти, а только лишь безупречно разученные движения.

Как Фрэнк Слэйд ведет себя с девушкой, которая представляет собой единственный, оставшийся в его жизни смысл (ведь мы помним: «Первое главное слово – киска! »)? Он танцует, как слепой пенсионер, пока еще не потерявший осанки. Он ровным счетом ничего к ней не чувствует. Руки его холодны. Дистанция – безопасная. Он не вдыхает жадно ЗАПАХ этого молодого, соблазнительного тела (главное слово – киска?) И не важно при этом, что девушка, яко бы для Чарли. Для такого человека, как полковник, нет разделения на «моя» и «чужая». Есть желанная и не желанная. А он, вопреки своей заявленной природе, остается к ней необъяснимо равнодушен.

В фильме Мартина Бреста нет женщин, как нет в нем никакого другого человеческого запах, кроме аромата хорошо подогнанных костюмов. Единственная «любовная» сцена в фильме условна! Полковник, столько говоривший о магической силе эроса, не завоевывает женщину, не соблазняет, а платит за ее благосклонность. Фиаско, за которым должно навалиться горькое осознание собственного бессилия и тогда уж точно полю в лоб.

Хотя здесь фанаты фильма, вооружившись кастетами, могут справедливо возразить, что в отличие от Дино Ризи, Мартин Брест делает акцент не на похотливых инстинктах полковника, а на его отношениях с добрым парнем – на дружбе, то есть. И этот удар, вполне возможно, мог бы вышибить пару зубов данному тексту, если бы ни один важный момент – фильм Мартина Бреста о настолько драматургически-правильной, просчитанной дружбе, что ее железный скелет не просто проступает сквозь кожу истории, он рвет ее, обнажая добротно заклепанные узлы бездушного механизма. Развитие дружбы Фрэнка и Чарли предсказуемо от первого до последнего слова. Даже когда у парня появляется шанс проявить характер, хлопнуть дверью (на что имеет полное моральное право), он продолжает оставаться послушной, угодливой тенью Слэйда. Он ведет себя не так, как свойственно живому человеку, но как следует вести себя персонажу на бумаге, для достижения определенного сюжетного развития. Даже женщины своей не встречает – что в данной ситуации является жестоким издевательством над героем!

Еще один аргумент тех, кто нежится на уютном берегу – очень жизнеутверждающий фильм. Но в чем проявляется это свойство? В том, что совершенно чужой полковнику парень (всего пара дней знакомства! ) с такой легкостью спасает его от самоубийства – от шага, к которому полковник готовился ни один год! Или в помпезной финальной церемонии (излюбленном, кстати, голливудском приеме), где все каким-то чудным образом проникаются красноречием человека в форме? В колледже, где стучать, вроде бы как, можно и нужно в своих интересах, все вдруг разом согласились, что они стукачи, признали это и зааплодировали?

Безусловно, выглядит красиво (происходит, как нам хочется). И Аль Пачино, без сомнения, хорош (что не заметит, разве что, слепой), но все происходящее на экране так правильно и лишено жизненной двойственности, что ощущение искусственности звучит в душе также громко, как речь Фрэнка Слэйда. Вооружившись преподавательской указкой, фильм учит: не настучи! не оставь в беде! приди на помощь! Вместо того, чтобы позволить выбрать, он четко наставляет. Солнечный берег, где все, «как надо».

До городка Плэзантвиль рукой подать.

© Raul Duke