Часть 1. Идейная.
Двадцатый век — век катастроф и взлетов, основанных на экспериментах в экономике, политике, идеологии, культуре, науке, технике и медицине.
Действие фильма Кончаловского «Щелкунчик и крысиный король» происходит в Вене 20-х годов, биография города на голубом Дунае подобна мгновению в сравнении с возрастом планеты. Но в этом мгновении спрессовано множество драматических и удивительных событий, определяющих порой судьбы Европы. Город, катализировавший чуть ли ни весь плюрализм мнений на благо человеческого общества, но выродившийся в итоге из поли в моноструктуру авторитаризма (своего рода намек на беззащитность бесхребетного либерализма перед угрозами, исходящими в первую очередь изнутри). Глобализация, как новый тоталитаризм 21 века навязывает свой коммерческий бренд народовластия мировому сообществу, абсолютно не учитывая суверенные культурно-философские убеждения и исторический опыт населения любой отдельно взятой страны, например России, где фактически никогда не существовало буржуазии, следовательно, и никаких правовых основ для того, чтобы возникла демократия, не появилось.
Термин «крысификация» и последующие безусловные «крысогенные» изменения в природе и обществе, о которых бредит король, как о переплавке всевозможных интересов и взглядов в одну идейную массу — подчиненных интересам режима; всеобщее отупление большинства во благо меньшинства. Крысы все же гораздо умнее и хитрее тех же мышей и, как известно, охотятся стаями, как волки, атакуют и убивают добычу много большую по размерам, чем они сами, следовательно, в фильме акцентируется внимание на том, что антагонисты являются агрессорами с активной, так сказать, жизненной позицией.
Главная героиня киноленты — Мэри сталкивается с множественными противоречиями между желаемым и действительным, воображаемым и реальным миром, пытаясь разрешить все дилеммы во сне, происходит своего рода упорядочение всех элементов в единую таблицу Менделеева. Все эти проблемы, каким-то образом разрешаемые по ходу сюжета на подсознательном уровне, есть ничто иное, как отсылка к научной деятельность Фрейда, которого и видеть не хочет отец девочки.
Казалось бы, банальный конфликт добра и зла, утопия модерна и антиутопия постмодернизма, но ведь социальная антиутопия эпохи постмодернизма является жанровой модификацией классической социальной утопии. «Все относительно, господа», — сказал бы всем известный член Венского кружка.
Часть 2. Практическая.
На деле же у Кончаловского все вышло заметно хуже. Попытка вместить тяжелый свинцовый, так сказать, подтекст, набивший оскомину и, в то же время, вызывающий болезненный отклик у каждого человека, который слышал из уст родных или ветеранов о тех ужасах фашизма. Вместе с тем разбавляя действо примитивнейшим юмором и достаточно унылыми погонями-побоями, ориентируясь, видимо, на самые неискушенные детские умы — все это создало множество сюжетных диспропорций и вылилось в непритязательную игру без азарта и самоотдачи.
Итог.
Безусловно, посыл создателя мне понятен, задумка неплохая (хоть и громоздкая), как рецепт, но «суп» получился явно не по вкусу, как гурманам-критикам, так и рядовым зрителям. Исполнение хромает. Поток сил и средств был направлен не в то русло, выродившись в какие-то сточные воды…
|