Притча о доброте и вере
«Тот, кто создал человечество, уже его здесь не найдет» мудрец Илай
Ужасающе пустынный пейзаж в тускло-серых тонах, увядающая растительность, отсутствие фауны, какое-то измученное бледное небо и даже основа жизни — вода здесь смотрится крайне неприглядно. Именно такой постапокалиптической экранизации романа Кормака Маккарти (который написал и сценарий к этой ленте) добивался режиссер Джон Хиллкоут. Хотелось бы сразу отметить приятную, но «безотрывную» от фильма композицию, провоцирующую на глубокое восприятие и сопереживание героям картины.
Отец с сыном, продирающиеся сквозь леса и поля к океану — центральные персонажи фильма. Герой Вигго Мортенсена несет мальчишку словно огонек к оставшимся «сухим дровам надежды», примечательно, что мать отказалась от борьбы и ушла в «небытие» леса. Заметьте, в темных чащобах нет зверей, их замещают еще более страшные хищники — банды людоедов, отчаянно хватающиеся за свое бессмысленное и никчемное существование. Не стоит представлять себе красноглазых зубастых человекообразных тварей. Нет. Обычные оборванцы, объединенные в группы для более продуктивного «загона дичи» и нет для них ничего «нежнее» мяса молодого «детеныша». У каннибалов свои, так сказать, стойбища несчастных жертв, где они ожидают своего безрадостного часа в компании огня коптильни. Мясо становится обезличенным, принадлежность отпадает за ненадобностью пустых и непродуктивных рассуждений о морали. Именно такая метаморфоза является, так сказать, чумой нового задыхающегося мира. Как говорил Иван Карамазов, — «один гад пожирает другую гадину».
Однако, все еще остаются живые «обломки» погибшей цивилизации, словно из Рима в Царьград, перекочевавшие в крайне недружелюбный мир. Эти люди пытаются сохранить и, по возможности, как любой нормальный человек, преобразовать условия обитания в свою пользу. Выглядит это так же наивно, как безрассудное доверие и симпатия к окружающим маленького героя Коди Смита-Макфи. Каждый из них несет, если так можно сказать, свой ворох прошлого, фундаментом которого являются семейные ценности и любовь к ближнему. Однако, если сын еще мал и не приспособлен к суровой жизни, то его папа с точностью до наоборот никому не верит и, по началу, не готов поделиться едой даже с беспомощным стариком Илаем (От др.-евр. имени עֵלִי (Эли) — «восхождение»), который, кстати, тоже когда-то был отцом. Разговор с этим мудрецом о мироздании у костра на фоне нечто вроде пирамиды — это вообще отдельный, не лишенный символизма, эпизод-ключ, если хотите, к пониманию философии этой киноленты.
В качестве заключения остается лишь сказать, что покуда есть такие хранители «старого порядка» у изуродованного мира есть шанс приобрести (или вернуть) божеский, в прямом и переносном смысле слова, вид.
|