Я солдат - недоношенный ребёнок войны.
Я солдат, мама залечи мои раны.©
Тарковский - один из тех режиссёров, чью индивидуальность не заметить не возможно, что бы он не снимал, в каком жанре бы не творил. Если большинство именитых режиссёров зарекомендовали себя как мастера определённого жанра, то Тарковский в первую очередь - мастер своей эстетики. Вне зависимости от жанра фильма. Именно это и определяет авторское кино - не использование приемлемых для зрителя архетипов и паттернов, но рассказанная самобытная история; не идеальный образец любого случайного жанра, но человек, стоящий за этой историей.
Пожалуй, единственный недостаток (и тот весьма условный и субъективный) таких фильмов - это то, что иногда режиссёр-художник не имеет чувства меры, и используемая им символика может быть весьма навязчивой, как это произошло тут - при всём том глубоком символическом заряде, что несут в себе все эти бесконечные водные пространства, колодцы, колокола и лошади, иногда они кажутся несколько навязанными - не потому что неестественны сами по себе, а потому что в некоторых моментах они попросту не нужны. В конце концов, руины, развалины, обгорелые остовы и повторяющиеся так или иначе кресты смотрятся порой куда выразительнее и ярче...
Нет, это вовсе не упрёк или, тем более, не совет - в конце концов, Тарковский - маэстро такой величины, что не нуждается в рекомендациях и оценках; но последних очень сложно избежать, когда пытаешься вынести своё собственное суждение о фильме. Так что прошу простить меня за этот реверанс в сторону символизма Тарковского в этом конкретном фильме...
Что самое жуткое, фильм не совсем о войне в том плане, в котором у нас принято снимать фильмы о войне; это не история героизма, не история победы, противостояния... нет, ничего такого. Это фильм об ужасе такого масштаба, что о нём уже нельзя кричать - его просто нужно видеть. Герои не говорят о своих чувствах и эмоциях - но зритель видит их и так, а, благодаря великолепной операторской работе Вадима Юсова (о которой не упомянуть было бы сущим преступлением: один из наиболее ярких примеров, показывающих важность движения камеры в общем символистском ряду кинокартины), может прочувствовать это полностью, на своей шкуре. Можно бесконечно клепать фильмы о детях-шпионах, детях-из-секретных-отрядов, радуя тем самым зрителей канала "Дисней" и фанатов аниме, но настоящие дети на войне выглядят вот так - как показал Николай Бурляев. В силу обострённого восприятия, рано порушенной жизни и желания отомстить, чувства таких персонажей потихоньку сходят на нет; и я абсолютно уверена в том, что, доживи Иван до конца войны, он бы просто не смог адаптировать себя к миру. Он-то и воюет одновременно эмоционально и с холодным расчётом; правда, и эмоции-то его - холодная ярость да ненависть к врагу... идеальные для воина, но губительные - для юной души. Что и показано в "Ивановом детстве".
И, как ни странно, очень заметно, что предыдущей работой Тарковского была лирическая короткометражка "Каток и скрипка" - несмотря на огромную разницу в материале, его подаче и общей атмосфере, эти два фильма неуловимо похожи: в первую очередь - главными героями, детьми, которым пришлось повзрослеть. Только комнатный ребёнок Серёжа, конечно (и слава богу!) не был поставлен в те условия, в которых очутился несчастный Ваня...
И также заметно влияние французских кинокартин пятидесятых и направления поэтического реализма - не только французского, вообще всемирного: несмотря на отечественную жесткость и хлесткость истории, это очень плавный, очень поэтичный и, в какой-то степени, даже метафизический фильм; если бы у термина "роман-река" не было бы такого конкретного определения, то его бы следовало применить к этому фильму - по тому, как плавно и в то же время не остановимо развивается действие, каков у этого действия темп и насколько происходящее... медитативно. Как река.
|
