|
| | |
всего сделано правок - 110, последняя: 2023.01.15
| | | Сломанные цветы
Названия | | Broken Flowers / Dead Flowers / Untitled Jim Jarmusch Project |
Первый показ | | 2005.05.17 (Франция) |
Проголосовало | | 64 чел. | | |
|
|
Немолодой ловелас Дон Джонстон получает загадочное письмо на розовой бумаге. В нем анонимная женщина предупреждает, что зачатый двадцать лет назад от Дона сын вырос и отправился на поиски отца. Дон решает навестить своих подружек двадцатилетней давности и выяснить, кто из них мать его внезапно обретенного ребенка. |
© Евгений Нефёдов, 2005.11.07 | Авторская оценка: 8/10 |
«И главное – цветы. Никогда не забывай про цветы», – такую рекомендацию даёт Уинстон, афро-американец в буквальном смысле слова (упоминается, что он вместе с женой Моной и тремя детьми приехал из Эфиопии), своему приятелю Дону Джонстону, снабжая его информацией для предстоящей поездки к былым избранницам. Джонстон, много погулявший в молодости, а на днях – переживший разлуку с последней подругой, Шерри, принимает совет к сведению, хотя и не слишком разделяет энтузиазма соседа, успевающего трудиться на трёх работах, но находящего время и на семью, и на хобби. Он с большим трудом верит в то, что удастся определить автора анонимного письма, пришедшего накануне, где сообщается, что у Дона, оказывается, есть девятнадцатилетний сын, который вознамерился увидеться с отцом.
Завязка фильма, пожалуй, далека от оригинальности. Скажем, у нас историю стареющего (постаревшего?) ловеласа, решившего остепениться на склоне лет, поведали в картине «Одиножды один» /1974/ Геннадий Полока и сценарист Виктор Мережко, предоставив шанс для бенефиса Анатолию Папанову; в США сравнительно недавно, в 2002-м году, появилась лента «Плохой мальчик» (известна в основном под вторым, более грубым названием – «Кобель»), где неплохо сыграл Денис Лири. Джим Джармуш этого, судя по всему, не отрицает, лишь замечая, что подобные произведения на самом-то деле восходят к знаменитому средневековому мифу о Дон Жуане, служившему источником вдохновения для столь выдающихся и, кстати сказать, очень непохожих творцов, как Мольер, Моцарт, Гофман, Байрон, Пушкин, Мериме, Алексей Толстой и Джордж Бернард Шоу, и не обойдённому вниманием кинематографистов. Джонстона, намекая на многочисленных покорённых женщин, именно так характеризует Уинстон, хотя случайным знакомым – слышится имя не легендарного персонажа, но актёра Дона Джонсона, известного бурными романами и ролью элегантного полицейского в телесериале «Полиция Майами, отдел нравов». То есть режиссёр-сценарист постарался подчеркнуть, что речь идёт о сугубо американской трансформации расхожего типажа, отчётливее всего воплотившейся, пожалуй, в личности Дугласа Фэрбенкса. Именно «великий Дуг» на закате карьеры был приглашён англичанином Александром Кордой в, вероятно, лучшую киноверсию злоключений знаменитого сердцееда и авантюриста – и Дон, похоже, воспринимает события «Частной жизни Дон Жуана» /1934/, во время просмотра которой по телевизору Шерри как раз затеяла разговор о неизбежности разрыва, отнюдь не отвлечённо… По той же самой причине принципиальным является и приглашение Билла Мюррея, который, начиная с принёсших славу «Фрикаделек» /1979/, мастерски варьировал имидж обаятельного весельчака и настойчивого дамского угодника, наверняка хоть отчасти, но – оставаясь на экране самим собой. После изумительного «Дня сурка» /1993/ популярный комик заметно меняет амплуа, представая всё более и более (словно следуя за падением зрительской любви!) печальным, несчастным и разочарованным. Это было с иронией подмечено в одной из новелл предыдущего фильма Джармуша, «Кофе и сигареты» /2003/, где Мюррей выступил в роли как бы самого себя – преданного всеобщему забвению и работающего обычным официантом в закусочной. «Сломанные цветы», изначально задумывавшиеся под пятидесятипятилетнюю «звезду», представляются следующим (последним?) шагом, даруя возможность наслаждаться подлинно трагической игрой бывшего шута, лишь изредка вспоминающего о прежней маске, вставляя остроумную реплику.
Отсылка к легенде, впрочем, вовсе не знаменует собой «потолок» авторской мысли. Таким способом Джим Джармуш всего лишь обозначил общекультурный контекст излагаемых событий, отдав дань постмодернистской традиции. Увиденная в нужном ракурсе, история кажется на удивление актуальной, даже злободневной и, главное, превосходно отвечает миросозерцанию независимого американского кинохудожника, легко вписываясь в галерею его прежних работ, по-разному, всякий раз на новом материале, с привлечением несходных стилистических приёмов, рассказывавших, в сущности, об одном. Сломанные цветы – самая, возможно, бесхитростная метафора человеческой разобщённости, повсеместной отчуждённости, свидетельствующая, что за красивым обычаем ныне не осталось ничего, кроме пустого жеста. Упрёки Шерри, ставящей Дону в пример образцового семьянина Уинстона, были бы содержательными, если б не перечёркивались признанием в том, что на самом-то деле она сама не знает, чего хочет в жизни. У Лауры Дэниелс Миллер, которую Уинстон посещает первой, глупо погиб муж, а существование в пригороде с дочерью Лолитой (появление «нимфетки» неглиже сообщает язвительность отсылке к роману Владимира Набокова и экранизации Стэнли Кубрика) сводится к тому, что она гордо именует «своим бизнесом», – к услугам по уборке чуланов. Счастье Доры Андерсон, вроде бы довольной браком с преуспевающим риэлтером Роном, кажется ещё более наигранным, мнимым. Кармен Марковски, начинавшая как юрист, в итоге нашла себя в качестве доктора психологии, специалиста по… общению с животными (по-английски ещё выразительнее – animal communicator), в то время как с прибывшим Доном не в состоянии даже поддержать разговор. Ознакомление с невесёлыми условиями прозябания Пенни, пребывающей в вечной депрессии в компании пары мужланов, едва не стоит Джонстону здоровья, а то и жизни. Наконец, пятой былой возлюбленной вообще уже нет на свете.
Таким образом, некоммуникабельность не удалось преодолеть и поныне, причём развитие средств электронной коммуникации, на которых Джонстон предпочитает зарабатывать, не имея дома персонального компьютера, здесь не поможет. Однако в посвящении фильма не Микеланджело Антониони, а Жану Эсташу, французскому режиссёру, принадлежащему уже к следующему поколению, наличествует определённый умысел. Маэстро ещё в середине 1960-х посчитал проблематику, столь тонко и волнующе раскрытую в знаменитой пенталогии, исчерпанной, предложив несколько вариантов возможной эволюции – и это очень метко обыграно Джармушем, нашедшим (как и Эсташ) такой вывод преждевременным. Вопреки предфинальному «счастливому совпадению», когда Дон ошибочно принимает за сына голодного странствующего парня, тайна злополучного, напечатанного на розовой бумаге письма без подписи и обратного адреса так и останется нераскрытой, заставляя усомниться в подлинности самого события, как когда-то – в убийстве, якобы запечатлённом на плёнку фотографом в Blow Up /1966/. Бессмысленно вглядываться и в лицо проехавшего мимо подростка, в котором только Билл Мюррей (а не его персонаж) может узнать собственного сына по имени Гомер. От эпохи массового молодёжного движения протеста, воспетой Антониони в «Забриски Пойнт» /1970/, остался… «косяк» с марихуаной, тайком раскуриваемый вместе с Уинстоном Доном, убеждающим его дочурку, что в сигарете не табак, а лечебная трава cannabis sativa. Наконец, дикая, необузданная Африка, казавшаяся последней надеждой для тех, кто решил бежать от себя прежнего и всего цивилизованного мира («Профессия: репортёр» /1975/), легко вписалась в процесс неотвратимой глобализации, – помимо образа соседского семейства косвенным доказательством тому служит замечательные джазовые композиции эфиопа Мулату Эстейтка, под которые Джонстон путешествует на автомобиле по дорогам родной Америки.
Поездка современного Дон Жуана оказалась «ложным движением» – в том понимании, которое вкладывал в эту метафору, назвав так свой фильм, немец Вим Вендерс, ещё один антониониевский последователь и косвенный учитель самого Джармуша. Джонстон не достиг поставленной цели, однако, номинально не став буддистом, сделал для себя открытие, что наличествует исключительно настоящее, поскольку прошлого уже нет, а будущее, каким бы оно ни было, ещё не существует. Возможно, именно такое, не замутнённое нажитыми предрассудками, не обременённое воспоминаниями и пустыми чаяниями – словом, неконцептуальное восприятие окружающей действительности, проповедуемое на протяжении всего творчества создателя «Сломанных цветов», и способно даровать спасение или, как минимум, краткое отдохновение?
1. Старайтесь писать развёрнутые отзывы.
2. Отзыв не может быть ответом другому пользователю или обсуждением другого отзыва.
3. Чтобы общаться между собой, используйте ссылку «ответить».
|
СЛОМАННЫЕ ЦВЕТЫ
"Прошлого УЖЕ нет.Это я знаю. Будущее...Его ЕЩЁ нет, какое бы оно ни было.Так что... Всё , что есть-это настоящее".
Если не считать короткометражных "Кофе и сигарет", снятых с 1986-го по 1993 год, впоследствии органично вошедших тремя новеллами в одноименный фильм 2003 года и 30 минутного фильма "Страннее Рая" (1982), обретшего полнометражнуюполновесность в 1984 году, Джим Джармуш снял десять фильмов. В том числе один документальныйо Ниле Янге и его группе "Crazy Horse". Практически все его фильмы имели награды и абсолютно все - номинации. Притом, что в большинстве его работ вы не встретите не только маститых актеров, а профессиональных актеров вообще. Феномен? Всегда ироничное ЕГО кино - это кино-размышление; это всегда тонко подмеченные автором нюансы в людях и мире, их окружающем. Это то, что называют особым виденьем или авторским почерком. Джармуш снимает очень характерное для самого себя кино. Сам пишет сценарии и зачастую сам же и продюсирует. И в то же время картины его никогда не выглядят самоповтором. Они всегда свежи и "румяны". Это как никогда относится и к "Сломанным цветам". Нельзя не обратить внимание на то, как точно режиссер дает названия своим фильмам. Если и можно свести суть и смысл всего повествования в одну фразу, то она именно в названии. У Джармуша как ни у кого другого. Стоит только произнести вслух: "сломанные цветы", и становится понятным, о чем это кино. Конечно же, не о цветах. Оно о людях, аналогия с которыми проходит через всю картину.
Главный герой, преуспевающий и в бизнесе и в любви, потрепанный жизнью неисправимый ловелас, иронично названный авторомДоном Джонстоном, в один из скучнейших дней своей жизни, в одно из многих скучнейших расставаний, получает загадочное анонимное письмо в розовом конверте. Письмо вежливо сообщает, что около девятнадцати лет тому назад Дон стал отцом. Неожиданное известие еще более погружает Дона в, ставшее уже привычным, состояние апатии, из которой его выводит вечно фантанирующий идеями сосед Винс. Преданный друг с огромным энтузиазмом воспринимает весть о сыне и всеми силами заставляет Дона отправиться на поиски бывшей возлюбленной дабы узнать все подробности. Поначалу противясь, он постепенно втягивается в это странное путешествие в свое двадцатилетнее прошлое... За иронией автора фильма, за иронией "путешественника" во времени Дона Джонстона грустные глаза Мюррея. Осознание никчемности собственной жизни приходит не спрашиваясь, вежливо - навязчиво мелодраматичным розовым в вещицах и "интерьерах" прелестных головок их обладательниц. Все под подозрением: и вещи и мысли. Эпизодами встреч-расставаний Джармуш подводит своего героя к осознанию ценности собственной жизни.
Тоскливые перелеты, сомнамбулическая музыка в автомобильном проигрывателе, любовно подобранная другом Винсом, богато-унылые пейзажи городов и весей создают чарующую атмосферу заколдованных нашей фантазией лет. Джармуш "перемешивает" прошлое с настоящим. В незнакомых лицах проступают черты давно позабытых друзей и подруг. Мы не просто смотрим кино. Мы в нем участвуем и мы его делаем вместе с героем. Такова Джармушевская магия. Новеллы? Нет! Одно большое и полное тайн путешествие. Найдет ли Дон свою бывшую возлюбленную, подарившую ему веру в будущее и давшую смысл настоящему? Да так ли важно - найти? Джармуш говорит - нет! Видя, как Дон буквально бросается за пареньком, приняв его за собственного сына, мы понимаем - не важно. Свершилось самое главное: жизнь Дона, наконец-то обрела смысл и ясные очертания. Это говорит он сам. Он вдруг произносит вслух впервые осознанные слова о своей жизни и самый длинный монолог в этом кино: "Прошлого УЖЕ нет. Это я знаю. Будущее... Его ЕЩЁ нет, какое бы оно ни было.Так что... Всё , что есть - это настоящее". Но и здесь Джармуш себе не изменяет. Он ошарашивает своей иронией не только нас, но и главного героя: а тот ли это паренёк? И вот тут - то мы и понимаем, что начавшееся нехотя путешествие, вытеснило своей значимостью все прожитые годы Дона... Настоящее перечеркнуло всё.
И эти Джармушевские "шутки" про Дон Жуана, заманивающего в свои сети с экрана телевизора; эти розовые вещицы, разбросанные всюду по фильму... Все это про нас. Про неистребимую мужскую веру в собственную неотразимость и про женские шалости, которым мужчины никогда не отдают должного внимания. Но только женщины знают, как оно ТАМ на самом деле. И никогда и никому об этом не расскажут. Пройдя по лабиринту прошлого, Джармуш возвращает нас обратно в дом Дона, к увядшим розам на комоде. И вместе с героем мы вспоминаем все цветы, сломанные и пожухлые, но все еще хранящие аромат и воспоминание о первой и незабываемой встрече.
Изумительная атмосфера фильма, сотканная из множества крошечных штрихов-деталей, всегда особенная и странноватая музыка, актерское обаяние Билла Мюррея; женщины, полные тайн, и феноменальная преданность режиссера кино - все это завораживает до безотчетного безумия, до неосознанной страсти, навсегда отдавшей тебя во власть неисчерпаемых фантазий одного из ярчайших представителей современного авторского кинематографа.
Маргарита Троф
|
| | |