Фильм - Меченосец (2006)

Очень долго думал, какой именно оценки достойна картина. С одной стороны слишком очевидны просчёты и недостатки, но с другой – налицо усилия выдержать своеобычную, неповторимую стилистику, которые лишь поначалу пропадают втуне. Подобное ощущение возникало на просмотре «Русского» /2005/ Александра Велединского, постепенно всё-таки втянувшего в экранную атмосферу, вопреки ряду режиссёрских огрехов да и некоторому предубеждению против прототипа главного героя. «Меченосец» заслуживает серьёзного разговора, хотя претензии на статус «главного фильма осени» (так нас пытались уверить в рекламных роликах) остались, судя по всему, неподкреплёнными. И ещё большой вопрос, удастся ли компенсировать действительно солидный по меркам отечественной (да и европейской) кинопромышленности производственный бюджет, оцениваемый в 5 млн. евро. Не в том ли кроется основная неудача? Складывается впечатление, что Филипп Янковский, вроде бы успевший зарекомендовать себя в глазах зрителей и критиков первыми опытами («В движении» /2002/ и «Статский советник» /2005/), так и не смог до конца решить, что именно он творит: потенциальный суперхит, ориентированный на массового зрителя, или всё же произведение эстетское, арт-хаусное. Получилось нечто среднее, середина на половину. Ни рыба ни мясо.

«Меченосец» является, быть может, самой яркой иллюстрацией весьма странного подхода российских режиссёров к так называемому зрительскому кинематографу. Как сетовал в телеинтервью один из известных наших продюсеров, на вопрос о том, в каком жанре свежеиспечённый выпускник ВГИКа или ВКСР желал бы снять свой полнометражный дебют, чаще всего следует глубокомысленный ответ: «Я хочу создать философский фильм». Причём подобная внутренняя установка видна, что называется, невооружённым глазом в подавляющем большинстве дорогостоящих отечественных картин последнего времени, то есть – даже в тех случаях, когда режиссёр получает-таки постановку. И ладно бы! Проблема лишь в том, что это, за редчайшим исключением, вступает в противоречие с собственно развлекательной стихией: автор, грубо говоря, элементарно не овладел законами популярного жанра, не удосужившись изучить традиции, а подчас и ознакомиться с достижениями, – но уже претендует на некое «новаторство». В «Меченосце» мудрёная композиция, строящаяся на серии эпизодов-ретроспекций (флэшбеков), постепенно приближающих зрителя к разгадке тайны Саши, выглядит чересчур холодной, рассудочной и претенциозной. А ведь нечто подобное было изобретено вовсе не сегодня и даже не вчера. На звание первопроходца не мог притязать и Пол У.С. Андерсон, в намного более удачной «Обители зла» /2002/ всего лишь адаптировавший к оригинальной интриге многоуровневые сюжетные конструкции шедевров Рене, Годара, Роб-Грийе. Напряжение, возникающее на мгновение в прологе являющемся отложенной кульминацией, когда и происходит решающая битва Меченосца с силами правопорядка, олицетворяемыми следователем по фамилии Рощин, постепенно улетучивается. Улетучивается, уступая место совсем иной интонации: нарочито жестокой, циничной, кровавой. По сравнению с Янковским и сценаристом Константином Сынгаевским, лишающими жизни одного персонажа за другим, многозначительно не осуждая Сашу («В моём случае Бог опоздал», – скажет он попутчику-священнику), и сам Такэси Китано, чей герой также не особо задумывался, кроша кости врагов или нажимая на спусковой крючок пистолета, покажется безнадёжным романтиком и идеалистом!

Но ради чего всё это? Зачем? В случае с работами Китано (или «Братом» Алексея Балабанова) подобных вопросов что-то не возникало. А вот в «Меченосце», невзирая на все потуги, так и не удалось достичь главного – того самого, что, подозреваю, и было сверхзадачей Янковского, обратившегося к одноимённому роману /2006/ Евгения Даниленко, второму в библиографии писателя. Волевая дуэль Саши, ведущаяся сначала заочно, с неким всесильным Климом, настигающим беглеца по заданию Беллы, матери одной из его жертв, затем – с Рощиным (обмен взглядами в сценах на допросе, в психиатрической клинике и в лесу говорит об очень многом!), своим драматическим безмолвием должна придать истории некую значимость. Только вот действующие лица – ни Меченосец, ни «просто Женщина» (всё-таки представляющаяся, «Катей, конечно») – не воспринимаются, как ни крути, в качестве архетипов во плоти, равно как и сама история не кажется некой притчей, вневременной по своей сути, вопреки чётко обозначенному социально-историческому контексту. Если Артёму Ткаченко (между прочим, внешне поразительно напоминающему Эдриена Броди в «Пианисте», но особенно – в недавнем «Кинг Конге») ещё можно местами поверить, то Чулпан Хаматовой, на мой взгляд, совершенно не подходит амплуа таинственной femme fatale, способной подвигнуть на свершения и… истошный вопль отчаяния. Да и приём отражённого действия, посредством которого Филипп Янковский (вероятно, не без влияния того же Балабанова) знакомит чуть ли не со всеми «подвигами» Саши, оставляя за рамкой кадра собственно мгновения расправ над недругами, является чрезвычайно сильным и выразительным только в том случае, если не эксплуатируется беспрестанно, раз за разом! Правда, ради броских планов, когда преследуемый, почти настигнутый милицейским спецназом и лично Рощиным на вертолёте, приходит в ярость, рассекая всё (исполинские стволы деревьев, скалы, корпус винтокрылой машины) окрест себя, стоит вытерпеть почти двухчасовое, мрачноватое и слегка затянутое повествование. Но с другой стороны – именно эффектные, насыщенные компьютерной графикой кадры и ряд фабульных уступок зрелищности бесповоротно уводят в сторону от экзистенциалистской интерпретации экранных событий. А ведь только при таком условии деяния Меченосца, взявшего на вооружение (не теоретически, но на практике) мораль ницшеанского сверхчеловека, обрели бы хоть какой-то смысл!

«Собственно фильм – наверно, первая в родной стране попытка скрестить в кино гомикс и онемэ». Goblin

Идеи, технологии, стили – они не могут долго принадлежать какой-то одной стране. Китайский порох преображает средневековую Европу, японские гравюры укиё-э вдохновляют Ван-Гога, а курение табака из ритуального занятия становится повседневной привычкой. Никто не будет пренебрегать чужими изобретениями, если их эффективность очевидна. Например, в Японии этот принцип стал ключевым, и успешные заимствования сопровождают эту цивилизацию с самого её зарождения и до сего дня. Но нельзя утверждать, что японцы умеют только «брать».

Художественные методы японской анимации проявили себя ещё в «Матрице». Но братья Вачовски были не единственными, кто обращался к этому источнику идей. Исподволь и незаметно аниме проникает и в литературу, и в кино – а заодно с ним и манга (японский комикс), поскольку они тесно связаны и сосуществуют как два очень близких направления. По манге снимают аниме, по аниме рисуют мангу – но характерные особенности всё те же, и, будучи перенесёнными в пространство игрового кино, эти приёмы сохраняют свою оригинальность.

Трудно ошибиться: «Меченосец» наполнен знакомыми мотивами и деталями. Более того, здесь они раскрываются в своём изначальном неиспорченном виде. Минимум текста, отсутствие объяснений и обоснований происходящего, крупные планы и метафоричность сцен, флешбэки и символизм, нетипичные герои в типичных обстоятельствах. И сюжет, который одновременно прост и запутан, в зависимости от того, что пытаешься с ним сделать – пересказать или понять. Поэтому «краткое содержание» кажется чуть ли не примитивным, как и положено для произведения, основанного на визуальных образах, на движении и кадрах-иероглифах. Поэтому так открыт этот фильм для трактовок и разнопланового анализа: каждый зритель абсолютно свободен в интерпретации увиденного.

Картинка здесь – главное. Камера обходится без голоса за кадром и указаний на время и место. Город, дома, дороги, Рижский залив – все они рассказывают свою историю, а дождь подчас играет более значительную роль, чем иной персонаж. Каждое событие осмысленно, словно каждый кадр нарисован вручную, и потому не может быть ничего случайного и просто так. Даже такая мелочь, как пересчитанные деньги под скатертью или сплетённые вручную фенечки, которые рассыпаются, словно мысли и сны. Взгляды заменяют самые изощрённые реплики – без фальшивой понятности слов, без искажающего пересказа. Это искренность, которая не нуждается ни в клятвах, ни в признаниях, ни даже в именах. Сцены становятся притчами – надо вглядываться и замечать, что белый голубь на крыше похож на фарфорового голубя на старом секретере в комнате, которую ты помнишь наизусть, и где сейчас мама распечатывает посылку – твой неуклюжий способ попросить прощения…

Три классических характера аниме совмещены здесь в одном герое – мститель, беглец и влюблённый. Месть жестока, с настолько условным обоснованием, что Меченосец постоянно балансирует на узкой грани между несущим возмездие палачом и маньяком-расчленителем. Маленький кусочек Японии, только не той, где цветущая сакура, а той, где убийство было мерой многих вещей и довольно естественным поступком. И фильм получился не столько кровавый, сколько шокирующе спокойный в тех эпизодах, когда принято устраивать истерику или разводить морализаторский балаган.

Лишь дважды – в настоящем и в прошлом – в герое появляется то, что можно назвать сожалением, но это больше похоже на ненависть к самому себе. Как он сам признаётся, «Бог со мной опоздал». Прощение, утешение, раскаяние не имеют никакого отношения к реальному положению вещей. Всё происходит само собой, едва Меченосца накрывает волной ненависти. Слишком привычно и обыденно, чтобы плакаться «ну вот опять».

Так что его странствия и бесконечное бегство – это не кратковременное нарушение покоя, но образ жизни и сама жизнь. Он сам слишком вспыльчивый, нетерпимый, до крайности неуживчивый, чтобы долго оставаться на одном месте. С таким характером – если бы не клинок, его бы давно убили. Но если бы не клинок, у него, видимо, был бы другой характер и другая жизнь.

Воплощённая ненависть, материализованное отчаяние – клинок, который стоит между ним и остальным миром… И мир не виноват, отвергая такого принципиального чужака. Хотя враги Меченосца наделены несколько утрированными чертами, каждый из них по-своему прав. Для «бандита» естественно отвечать агрессией на любое нападение, а если пострадавший – твой сын, то это уже дело чести. Для бывшей подруги нормально выбирать того, кто побогаче. Следователи делают свою работу, расследуя убийства. Стоит отметить, что в фильме «менты» не тупые, не агрессивные и не жестокие уроды – наоборот, пожалуй, чересчур правильные. Просто они столкнулись с человеком, который из системы выбивается. Абсолютно. Его нельзя сажать в камеру к другим заключённым. Его просто нельзя держать взаперти. Совершенно непонятно, что вообще с ним делать, и на что он способен.

Такой вот «анимешный» герой, в чём-то сверхчеловек, в чём-то сумасшедший. Наверное, поэтому ему выпала эта удивительная, сверхъестественная, безумная любовь. По законам жанра она должна быть обязательно обречённой, короткой и яркой – как алые и золотые листья, что опадают и исчезают навсегда. В Японии подлинную любовь сравнивают с мимолётным цветением вишни, но Питеру больше идёт осень – дождь, серое небо, мокрый асфальт и редкие проблески солнца.

Любовь Меченосцу досталась такая же разящая, как и его клинок. С первого взгляда, как с одного удара. И уже не встать, не воскреснуть, не вернуться к себе прежнему. Жизнь рассечена на «до» и «после» – и отныне наполнена смыслом. На все «зачем?» появился лёгкий ответ: чтобы защищать Её и быть вместе с Ней. Иначе теперь просто невозможно... Как будто мало ему было одного стального смертоносного проклятия! Найти половинку своей души – это не только исполнение сокровенного желания, не только безграничное счастье, но также и безграничный страх потерять своего самого дорогого человека.

Все основные линии – месть и бегство, смерть и любовь – гармонично сплетаются в «Меченосце» в одну историю. А главные герои здесь словно ожившие рисунки – большеглазые, тонкорукие, изящные. Она – с ликом мадонны Рафаэля, с привычками хиппи, с искренностью Джульетты. Он – вечно-хмурый, подчёркнуто спокойный и сдержанный, похожий на ребёнка, когда улыбается, похожий на демона, когда убивает.

Третий герой фильма – вода во всех её проявлениях и ипостасях. Что-то от Тарковского, что-то от «Героя» Джана Имоу, что-то Санкт-Петебурга. Вода прячет и заметает следы, подглядывает из пролитого стакана, утоляет жажду, ведёт к развязке и замыкает финал – подтекст и дополнительный смысл, возможно, воплощение самой жизни, которая постоянно пребывает между смертью, любовью, отчаянием и надеждой...

Фантастика у нас довольно долго была разделена на высокоинтеллектуальную литературу и лёгкое чтиво, и воплощённая на экране точно также распадалась на коммерчески невыгодное искусство («Сталкер» и всё ещё не снятый «Трудно быть богом») и эффектное зрелище, «наш ответ Голливуду», по многим причинам не засчитанный. Между тем есть третий путь, требующий не столько финансовых, сколько творческих вложений. Яркие идеи, нестандартный подход, оригинальный сюжет – «Беги, Лола, беги» Тома Тыквера один из примеров такого «прорыва».

У нас есть с чего начинать, где и с кем. Есть у кого учиться – в этом нет ничего унизительного, потому что порой «чужое» становится до странного «своим». Похоже, «Меченосец» стал первым образцом успешной локализации. В этом фильме есть, наверное, лучшее, что можно взять от художественного метода аниме: детали и проработка, глубокая образность и предельная метафоричность – и фантастические герои, которые оказываются по-настоящему живыми.