«Империя любви» /1976/ была не без доли иронии охарактеризована как сексуальный вариант немеркнущей трагедии «Ромео и Джульетта», события которого имели место в стране Восходящего солнца в канун Второй мировой войны. Если так, то «Призрак любви», вновь созданный при поддержке французского продюсера Анатоля Домана и во многих отношениях являющийся продолжением той картины, – это, безусловно, «Японская леди Макбет». Правда, фабула, позаимствованная из произведений местной писательницы¹, вызывает в памяти не столько шекспировскую пьесу², сколько повесть Николая Лескова. Поразительно, как настойчивы, явно не случайны и подчас буквальны переклички с «Леди Макбет Мценского уезда», хотя не исключено, что Нагиса Осима был знаком с экранизацией, осуществлённой в Югославии поляком Анджеем Вайдой, который расширил географическо-культурный контекст уже в заглавии – «Сибирская леди Макбет».

Подобно тому, как одним из ключевых мотивов творчества Лескова была амбивалентность пресловутой «русскости», применительно к работе Нагисы можно говорить о попытке уловить квинтэссенцию Японии. Характера народа, способного и достичь высот человеческого духа, и познать немыслимую глубину нравственного падения, моральной деградации, которая с неизбежностью материализуется в мыслях и поступках. Правда, лидер «новой волны «Офуна», прежде открыто (на словах и на деле) бросавший вызов традиции, на сей раз столь же демонстративно ориентируется на «кайдан» – жанр историй о привидениях. Он даже призвал к сотрудничеству оператора, снимавшего одноимённый шедевр Масаки Кобаяси, – Ёсио Миядзиму, который передал «чарующую красоту на фоне меняющихся времён года»; например, в сцене избавления от тела – живописуя «нежно-серую дымку тумана, стелющегося над полями», наслаждаясь видом «золотисто-красных осенних листьев» и… «как бы забывая, что ими преступные любовники засыпают труп, брошенный на дно колодца»³. Только вот явление призрака не понимается автором буквально, представляется проекцией внутреннего смятения, предвестием неизбежного суда совести, пусть принявшего форму не самоубийства, но дознания с пристрастием и в дальнейшем – «смертной казни через повешение».

«Божественный Осима»⁴ именно благодаря «Призракам любви» снискал международное признание, выразившееся хотя бы в премии за режиссуру на Каннском МКФ. Условная вторая часть продолжает не только эротические поиски мастера – достаточно упомянуть утончённую сцену «освобождения» Секи, когда и возникает идея об убийстве Гизабуры. Важно развитие историко-философских изысканий художника, настойчиво исследующего причины внутреннего разложения могущественной Империи – накануне её выхода из самоизоляции и задолго до поражения внешнему врагу. Знаменательно, что свою следующую работу, «Счастливого Рождества, мистер Лоренс!» /1982/, Нагиса Осима посвятит уже последствиям катастрофы.


__________
1 – Роман «Дело о смерти господина Гизабуро, рикши» Итоко Намуры.
2 – Кстати, блестяще перенесённую на родную почву Акирой Куросавой («Замок паутины» /1957/).
3 – По справедливому замечанию киноведа Инны Генс.
4 – Воспользуемся эпитетом Домана, чьими стараниями в значительной степени и прославилась «дилогия любви», а ранее – другой японско-французский шедевр, «Хиросима, любовь моя» /1959/ Алена Рене.