Старший среди смертников в своей среде криминального налогообложения Муракава мечтает об отставке. Но в токийской мафии отставки не бывает — лишь результат службы.

«Сонатина» — самый откровенный (после «Точки кипения») фильм Такэси Китано. Тут нет ни замыслов, ни упреков, тут все сказано напрямую, через диалоги и действия: есть «бригада», есть пистолеты и один пулемет, есть друзья, есть враги; и все хотят уйти в отставку, но боятся этого. В «Сонатине» огромное количество бессловесных диалогов, поражающих своей красотой и однозначностью; когда стреляют, надо молчать — это правило Китано выучил еще в детстве, живя в бедном токийском квартале, а теперь вовсю тиражирует на экране. Убивают в «Сонатине» много, чрезмерно много для обычного боевика и удивительно хладнокровно, причем, хладнокровно как с одной, так и с другой стороны: две тупые хладнокровные рожи, одна с пистолетом, другая без, словно разжиревшие жизнью бойцы суммо, встречают решающий удар. В том, как это показывает Китано, особо извращенный ум может даже рассмотреть поэзию, на самом деле это всего лишь один большой комплекс японской индивидуальности в целом (и Такэси Китано в частности):

Миюки: Здорово не бояться убивать людей. Не бояться убивать людей, значит не бояться убить самого себя, верно? Ты крутой! Я люблю крутых.
Аники Муракава: Я бы не носил пистолет, если бы был крутым.
Миюки: Но ты можешь быстро стрелять.
Аники Муракава: Я быстро стреляю, потому что быстро пугаюсь.
Миюки: Но ты не боишься умереть.
Аники Муракава: Когда постоянно боишься, приходишь к моменту, когда желаешь умереть.

Но это лишь один диалог — открытый, повседневный для якудза, даже банальный. Другой гораздо тише и поэтичней — в мирном общении. Общение является главной и неотъемлемой частью счастливой жизни, режиссер хорошо это показывает на фоне повсеместного террора. Герои «Сонатины» (сонатина, кстати, — небольшая соната) — юнцы, почти дети, умирают друг у друга на глазах и наслаждаются каждой секундой уходящей жизни. Их пропитанные кровью сердца находят убежище в игре, в дружбе, в национально-развлекательной культуре, в сексе, в шутках, но их жизни отданы пуле, а судьбы предрешены. В «Сонатине» Китано продолжает развивать тему дружбы, игры и ребячества, вкратце обрисованную до этого в трех прежних работах режиссера: «Жестоком полицейском», «Сценах у моря» и «Точке кипения» — и во всех последующих его фильмах, за исключением «Кукол». Но именно в «Сонатине» такой метод общения достигает кульминации, когда красотой парящих в небе лепестков наслаждается один лишь наемный убийца, а наспех сколоченное мафиозное общество тихонечко вымирает, не успев насладиться этим чуждым непонятным миром. Герои фильма умирают почти беспрерывно, как они сами того, может быть, хотели: молча, гордо, неторопливо, а под конец остаются лишь двое: герой Китано и Кокумаи. Зритель, толком и не успевший распределить по симпатиям заметные в фильме лица, уже должен чувствовать себя одиноким, таким, как вечно колышущееся китановское море.

Примечание. Хочется думать, что не получилось бы у Китано такого замечательного фильма, если бы не одно большое, даже огромное, преимущество, имя которому Дзёэ Хисайси — талантливейший японский композитор второй половины прошлого века. Его произведения изумрудной нитью связывают самые великолепные работы Такэси Китано. А несколько главных тем Хисайси, написанных специально для «Сонатины», придают фильму особую остроту и непонятную психологическую тонкость. За них композитор был представлен к награде японской ассоциации кино в области музыки.