Чтобы хоть немного представить себе, какое место занимает этот фильм в сердцах граждан бывшей СФРЮ, можно провести параллель с самыми обожаемыми и совершенными постановками Леонида Гайдая, Эльдара Рязанова и Георгия Данелии. Наверное, в каждой кинодержаве, и в странах Восточной Европы в том числе, есть собственные юмористические шедевры, необязательно получившие заслуженное признание за рубежом, но на Родине создателей – пользующиеся неослабевающей популярностью. Неизменно собирающие аудиторию у экранов телевизоров. Разошедшиеся на цитаты. Служащие иронической иллюстрацией для чего угодно: от мелких житейских инцидентов до громких политических событий… В лучших работах Слободана Шияна органично сочетаются черты произведений всех троих упомянутых классиков советской кинокомедии. Эксцентрика и обилие гэгов не исключают у него изумительно выписанных характеров, а общий жизнерадостный настрой в итоге обретает трагикомическое и даже трагифарсовое звучание. Правда, уроженец Белграда, появившийся на свет вскоре после войны, местами отваживается на такой перчёный, а то и вовсе «чёрный» юмор, которого наши соотечественники позволить себе, конечно, не могли. Что поделаешь, марафонцы бегут круг почёта!

Третий фильм тридцатишестилетнего режиссёра, предназначенный для кинопроката¹, вновь создан в соавторстве с талантливым драматургом² и сценаристом Душаном Ковачевичем и неразрывно связан с их предыдущим совместным детищем – «Кто-то там поёт» /1980/. Только на сей раз действие разворачивается не в канун вторжения на Балканы немецко-фашистских войск, а чуть раньше, когда грозовые тучи нацизма только-только сгущались – где-то очень далеко. В очередной раз поражаешься, как радикально точный исторический контекст может преобразить замысел, вознеся пошлый бытовой анекдот до высот пророчества, формально – живописующего прошлое, но с пугающей точностью обрисовавшего грядущее! Картина начинается, соответственно, с кинохроники 1934-го, запечатлевшей подлое убийство в Марселе короля Александра, «нашего героического владыки», и французского министра иностранных дел Барту, – и лишь затем внимание переключается на события в неназванном сербском городе, произошедшие спустя полгода. Кому какое дело до небольшого фамильного предприятия Топаловичей, живущих в вечных внутренних дрязгах? До их вражды с теневыми партнёрами во главе с Билли Питоном, помимо заурядного обворовывания покойников поставляющими почтенному семейству выкопанные на кладбище гробы – для повторного использования? До искренней любви горемычного Мирко к Кристине, дочери Билли, которая, не сознаваясь в том, потеряла голову от Дженки, владельца местного кинотеатра? До устремлений самого служителя «седьмой музы», даровавшего согражданам встречу со звуковым кинематографом («тон-фильмом»), но в тайне-то мечтающего снять «подлинно современную» киноленту, вдохновляясь эротическим «Экстазом» /1933/ с неповторимой Хеди Ламарр? Наконец, до обострения давно зревшего конфликта, завершившегося шумными разборками районного масштаба?..

А в том-то и дело, что семья т.н. марафонцев имела честь, ни о чём не подозревая, на частном уровне, уровне рядовой «ячейки общества», разыграть сценарий, который впоследствии ляжет в основу глобальных событий – с участием ключевых государств планеты. Или, вернее, будет повторяться раз за разом. Подтверждая правоту Лаки («Крематорий – будущее всех цивилизованных стран»), Дженка сообщает, что воочию убедился в этом в Германии. Прожжённый авантюрист Пантелия отдаёт в завещании должное наследничкам: «Кто вас знал, и в аду страдать не будет». Но показательнее всего – решительное внутреннее преображение слабого, стеснительного, вечно несчастного интеллигента Мирко, в одночасье превратившегося в воинственного тирана, убийцу и агрессора. Ничего не напоминает?! Впрочем, Шиян и Ковачевич не были бы истинными югославами, если б в самый ответственный момент ёрнически не снизили пафос, уйдя от исполненных романтики иносказательных обобщений в духе голливудских «бунтарей». Машина злополучного семейства не оказывается изрешечена пулями подоспевших полицейских подобно автомобилю Бонни и Клайда, поскольку дряхлый Максимилиан вовремя бросит шашку динамита. И их не может ждать, как Бутча Кэссиди и Санденса Кида, героизация в качестве борцов с безликой Системой: стоп-кадр с крупным планом разъярённого лица Топаловича-младшего начинает… тлеть³, обнажая условность («кинематографичность») поведанной истории. Но нам-то как никому другому должно быть ясно, что любая сказка, в том числе запечатлённая на целлулоидную плёнку, суть ложь – но в ней намёк, добрым молодцам урок.


__________
1 – Он ещё в середине 1970-х начинал на телевидении.
2 – Собственно, в основу положена его пьеса, переработанная для экрана самим автором.
3 – Если приём и позаимствован из бергмановского шедевра «Персона» /1966/, то – с редкостной выдумкой и сарказмом!