Как и многие, я открыл для себя этот удивительный фильм уже после триумфа «Лабиринта Пана» /2006/, когда стало ясно со всей очевидностью, что Гильермо Дель Торо – высокоодарённый художник, а не просто крепкий профессионал, покинувший небогатую Мексику и легко вписавшийся в голливудскую систему. Заверения режиссёра в том, что именно «Хребет дьявола» остаётся его любимым фильмом, замысел которого Гильермо вынашивал на протяжении шестнадцати лет (!), то есть со времён обучения в колледже, косвенно подтверждают то исключительное значение, какое сам кинематографист придавал своему детищу.

Пресса поведала, что Дель Торо отчасти основывался на личных воспоминаниях, особенно на отношениях с дядей, явившимся, как утверждало семейное поверье, с того света в качестве привидения. Также немаловажно влияние экранного мистического наследия, сформировавшегося в Мексике в рамках общей традиции латинской («католической») школы¹. Однако всё это, в сущности, меркнет на фоне неудержимого зова предков – боли по Испании, такой далёкой и такой близкой… Символично, что инициатором проекта оказался сам Педро Альмодовар, предложивший (во время встречи на кинофестивале в Майами) выступить продюсером и изыскавший необходимую для съёмок сумму². «Хребет дьявола» мог бы, наверное, стать предметом искренней гордости мэтров уровня Карлоса Сауры и Виктора Эрисе, очень похоже, с одной стороны строго реалистически, с редкой аутентичностью, а с другой – символически и иносказательно раскрывая трагедию их Родины, чья участь оказалась предвестием печальных судеб иных стран…

– Что такое призрак? Трагедия, обречённая время от времени повторяться. Возможно, это мгновение боли. Что-то мёртвое, что кажется живым. Чувство, застывшее во времени. Как неясная фотография. Как насекомое, окостеневшее в янтаре, – таким глубокомысленным закадровым монологом доктор Касарес предуведомляет и (с небольшим дополнением) завершает повествование. Сложно не понять испанцев, раз за разом мысленно возвращающихся в краткий временной промежуток, ознаменовавший необратимый (на четверть века!) поворот к жестокой деспотии, а в глобальном масштабе – ставший локальной апробацией методов Второй мировой войны. Авиабомба, сброшенная в ходе ночного налёта, но, застряв в рыхлой почве, пока не взорвавшаяся, – ёмкий образ отсроченной смерти, поджидающей всех и каждого в отдельности. Надо полагать, она по-прежнему представляет собой серьёзную угрозу, оставаясь «живым существом» подобно фантому, не покидающему стены даже опустевшего приюта уже после того, как зло, персонифицированное в обличии алчного, жестокого и похотливого Хасинто, повержено. Борьба между зовом плоти и красивой, возвышенной любовью, между тягой к тирании и служением справедливости, между «книжными» идеалами и самой действительностью, где всё прозаичнее и вместе с тем – запутаннее, между повседневной жестокостью и чувством прекрасного³ не завершилась, лишь переместившись из внешнего мира в людские души. Вот и подлинно враждебным проявлением мистики оказывается не феномен spina bifida, простонародное название которого вынесено в заголовок, но – пугающая внутренняя деградация человека.


__________
1 – Проводится прямая параллель с картиной «Страшит даже ветер» /1968/ Карлоса Энрике Табоады, повествовавшей о явлении духов в приюте для девочек.
2 – Производственный бюджет в размере $4,5 млн., возможно, и окупился со временем, но точно – не благодаря кинопрокату.
3 – Прототипом Хайме выступил Карлос Хименес, известный автор комиксов, принявший участие в создании картины, частично адаптировав события своей автобиографической серии Paracuellos.