Не согласен с аннотацией фильма "Жаворонок", т.к. не соотвествует краткому изложению сюжета! Ее автор явно не смотрел эту военную драму. В экипаже танка находился француз, который уж никак не мог быть советским танкистом, да и двое других члена экипажа тоже не тянули на это звание!
"...минуя засады, группе советских танкистов..." - найдите мне в фильме хоть одну засаду, которую они миновали?! Наоборот, в конце фильма танк на нее натыкается и судьбе его не позавидуешь. Авторы фильма не показали, но однозначно ясно, еще мгновение и немецкий снаряд, выпущенный из пушки, сделает свое дело. Такую засаду миновать было невозможно.
Я фильм знаю хорошо, несколько десятков раз его просмотрел и каждый раз смотрю его по-новому. Фильм основан на подлинных фактах, имевших место в годы войны СССР-Германия и является классикой Советского Кино. Но вот нашелся один бездарный чиновник с министрества, который ляпнул, а здравые умы побоялись возразить ему и вот уже более четырех дясятков лет такая аннотация представляет такой любимый фильм. Не справедливо!

Могу предложить свой вариант аннотации этого фильма.
Итак, слушайте:

Для раскрытия секрета "русской брони" и повышения мощности своих противотанковых орудий, немцы в первые годы войны использовали захваченные трофейные танки Т-34 в качестве живых мишений. Экипажи укомплектовывались узниками из концлагерей, преимущественно танкистами.
Фильм повествует о трагической судьбе одного из таких интернациональных экипажей. На танке, спасаясь от верной гибели им удается бежать, но настигнутые погоней погибают в неравной схватке.
Такая аннотация более полно отражает смысл картины.
-------------------------------------------
А в действительности дело было так:
Вырвавшись из плена, они часа два мчались по немецкой территории пока не подъехали к мосту, где в это время шла группа ребятишек-школьников. Перед экипажем возникла дилема: раздавить детей гусеницами своего танка и тем самым проложить себе дорогу на другой берег, продолжив бегство или сдаться в плен! Герои выбрали последнее. Но подоспевшие к месту немецкие артиллерийские расчеты изрешитили танк, а оставшегося полуживого командира вечером повесили на орудийном стволе танка.

Вот такая трагическая история...такой подвиг не оставляет никого равнодушным!
В 1964 году об этом сообщила "Комсомольская Правда", озаглавив газетную статью -"Подвиг Капитана". Вечером, на кухне режиссер Леонид Менакер, попивая чай, просматривал очередной ее номер, где и узнал об этом. Вот так и возникла идея снять этот фильм.
"...хороший фильм можно снять и по газетной публикации..." - любил говорить Леонид Менакер.

заметка Д.Горелова из "Известий"(чуть отредактировал)

Этот фильм даже участвовал в Каннском фестивале: он был снят КАК НАДО.
Как положено было снимать в середине 60-х. С покатым земным шаром, каруселью
сосен, бликами солнца в студеных ключах, с колокольным звоном и березняками,
клавишными ноктюрнами над земляничными кустами и принципиально скособоченным
диагональным кадром. С чадом у лица, проволокой, застящей небо, и ромашковыми
полями в отпечатках гусениц.

Этот фильм обошли вниманием: он был снят не про то, ПРО ЧТО НАДО. Не про
седого мальчика-разведчика, съеденного войной. Не про младенцев, описывающих
гору оружия. Не про девушку, изменившую солдату по причине общей впечатлительности
и тонкого душевного склада. Не про исступленно хохмящих евреев у рва, не про
душек-летчиков из офицерского концлагеря, не про гонимых на убой ост-фронта
балагуров-итальяшек, не про вдов, геноцид, бессмысленность и беспощадность,
гуманизм, пацифизм и ужасы лихолетья, а совсем наоборот - про экстаз и азарт
войны, про сладкое бешенство выжатых до отказа фрикционов, про последнюю
психическую пляску танковых камикадзе: сдайся, враг, замри и ляг!
Про пленный экипаж и железную коробку, на которой решено отработать прицельный
бой противотанковых новинок, про великое счастье вырваться всего на пару часов
и навсегда раздавить упитанный и снулый покой Тюрингии дубовой, Саксонии
сосновой, Вестфалии бузинной и Баварии хмельной, все эти пряничные
домики-васисдасы-киндер-шоколады, возомнившие себя далеко от войны, такой
праздничной, тайфунной и барбароссной. Упоение пройтись по безоблачным сорок
второго года немецким тылам разбойным авангардом далеких танковых корпусов, вылететь на центр этих бургов-штадтов и башней крутануть по-недоброму:
кто-кто в теремочке живет? Чтоб знали, на кого пивом дышат, чтоб прокляли час,
когда угораздило связаться с этими чокнутыми психами, и шарахались врассыпную
от любого гусеничного лязга. Слышите рев, чуете топот? Ждите. Красная Армия
близко. Мчится на горячей броне ваша буржуинская погибель. Свищет между небом
и землей жаворонок наглую песню нашей победы.

В этом фильме мир впервые увидел ДРУГУЮ войну. Настоящую. Тотальную. Кибальчишовую.
Которая "не до ордена - была бы Родина". Которая "день простоять да ночь продержаться". Которая "одна на всех -мы за ценой не постоим". Не два сценариста с двумя режиссерами, а командир взвода тяжелых танков Сергей Орлов, пехотный капитан Михаил Дудин, стрелок-радист бомбардировочной авиации Никита Курихин и военный стригунок Леонид Менакер показывали человечеству, с чего начинается Родина.

Их было четверо безымянных солдат, с бору по сосне собранных в смертный экипаж,
четверо траченных гладиаторов - но утром 22 июня, в годовщину известных событий,
они начали свою войну, и госпожа Германия сыпанула в стороны мелким горохом.
Утюжа батареи, ломая шлагбаумы, стены, витрины галантерей и статуи Вильгельмов
Завоевателей, каких на каждом углу полно на немецком юге, триумфальным маршем
шел оживший танк № 23 по глубоким тылам противника, и стелились ему под гусеницы
маленькие города большой империи и в дисках взопревших телефонов отражались танки,
танки, танки, рвущие по дорогам совсем уж было победившего рейха. И потерянные
бабы с нашивками Ost совсем иначе начинали смотреть на своих майстеров с хлыстиками,
и медленно описывало полный круг недовольное жерло башенной пушки. С урчанием
и перевалочкой, микки-маусовыми ушами поднятых люков танк стал пятым в маленькой
армии, за считанные годы до своего собрата "Рыжего", разбавившего нерушимый
экипаж четырех танкистов с собакой. Толстые фрицы бегали вокруг с овчарками,
тянулись во фрунт и кричали "шнель-колоссаль", но даже эти карикатуры времен
боевых киносборников не портили яростный восторг праведного боя.

"Кто же знал, что они не бросят танк?" - по этой фразе очередного цугцванцигфюрера
прошла граница, отделяющая войну мировую от войны отечественной. Кто же знал,
что они взорвут за собой пол-Киева, пойдут на шесть месяцев сплошных уличных
боев в Сталинграде, что их главный пожертвует сыном, а четверо оборванцев вместо
заячьего бега по полям вспомнят, что они - армия? "Я с тебя ответа за Россию
не снимаю", - сказал командир наводчику, и пошли они рука к руке добывать
честь и славу. Курихин, в двадцать три вступивший в ВКП(б) на фронте, и Менакер,
не поспевший на войну по малолетству, сильнее других ценили прощальный жест
настоящего героя: первый успел к моменту их общей работы снять "Последний дюйм",
второй много позже сделал "Последний побег" и "Последнюю дорогу", этапные
картины "Ленфильма".

Не устояли и они против эстетических правил десятилетия, подпустив-таки в финале
гуманизма: поперек обложенному со всех сторон танку по-голливудски выскочил
немецкий карапуз с собачкой. На протяжении всех 60-х эти маленькие киндер-негодяи
старательно прятались в кустах до последних залпов, чтобы позволить победителям
проявить великодушие сильного и принять свинца за невинных младенцев. Последний
из экипажа выскакивал наружу, оттаскивал хнычущую парочку на обочину и получал
очередь в спину, чтобы навеки обронзоветь чадолюбивым меченосцем в Трептов-парке.
Незаглохший танк пер дальше один, пятый, страшный. До падения Берлина оставалось
1050 дней.

С этой-то картины и разошлись наши с Европой батальные дорожки, наши взгляды
на войну и сопротивление. Языческий и свободный отвальной бой смертника, горящие
машины в скопления цистерн, запакованная на сердце последняя граната - это не
укладывалось в логику и менталитет Старого Света, "Вы лучше лес рубите на гробы",
- такое, кроме нас, были способны понять только югославы, немцы и японцы.

Снятый в лирической стилистике 60-х, "Жаворонок" принадлежал уже к следующему
поколению военных хроник. Кино имени раннего Окуджавы: "Ах, война, что ты сделала,
подлая", "с бритыми навечно головами", "всегда мы уходим, когда над землею
бушует весна", - осталась в десятилетии космополитических надежд и вечной любви.
Сам же лирик с викингским именем отсек период песней десятого десантного.
С этой поры великие фильмы войны - "Офицеры", "В бой идут одни "старики",
"Горячий снег", "На войне, как на войне" - уже никогда не брали на международные
фестивали. Там просто не могли понять, зачем раненные прибинтовывают оружие
к рукам, пацаны в погонах идут в лобовую и не сворачивают, а двое девчонок
держат от взвода головорезов какую-то никчемную Синюхину гряду. Почему
даже в русских комедиях - "Афоне", "Девчатах", "Семи няньках", "Я шагаю по
Москве" - у героев на стене отцовские портреты в рамках, и почему в день Победы,
на который ежегодно приходится Каннский фестиваль, русские пьют отдельно от всех.
Бросьте, буржуины, - не вникайте. Богатыри - не вы.