Случайно ли Алехандро Гонсалес Иньярриту и Гильермо Арриага¹, говоря о Вавилоне, озаглавили свой фильм Babel, а не Babylon? Разумеется, нет! Согласно расхожим современным представлениям, Babylon – термин прежде всего исторический и географический: так назывался древний город в Месопотамии, являвшийся столицей Вавилонии. В то время как Babel (с заглавной буквы) зачастую используется в качестве синонима выражения «the Tower of Babel», т.е. ‘вавилонская башня’, а значит – рождает устойчивые ассоциации со знаменитой притчей из Ветхого Завета. Кроме того, понятие «babel» (уже с прописной буквы) в самой Библии употребляется в значениях ‘вавилонское столпотворение’ и ‘смешение языков’. И, наконец, в английском это слово имеет и ряд иных (не связанных с религией напрямую) смысловых оттенков: ‘неразбериха’, ‘путаница’, ‘суета’, ‘постройка огромных размеров’, а также – ‘неосуществимый замысел, план’. Всё это представляется чрезвычайно важным для понимания фильма, который, на мой взгляд, стал лучшим для ныне прославленного творческого тандема из трёх их полнометражных картин.

На 101-м году после всемирного потопа люди, дотоле легко понимавшие речь друг друга, настолько уверились в своём могуществе, что решили возвести башню высотою до небес. Однако Бог ниспослал наказание, смешав языки и рассеяв их по всей земле. Так гласит предание. Но и спустя столетия и тысячелетия человечество, вопреки громогласно заявленной глобализации, ничуть не приблизилось к состоянию первоначальной гармонии. Три разных материка: Африка, Евразия, Северная Америка. Жизнь на каждом из них обитателям иных частей света по-прежнему кажется недостижимой, словно бы протекающей на другой планете. Лишь мимоходом замечаешь, с какой лёгкостью Иньярриту и его постоянный оператор Родриго Прието погружаются (и погружают зрителя) в атмосферу чуждой, казалось бы, культуры. В «Вавилоне» с равной степенью убедительности показано всё. И неприютные горы и долины Марокко. И ультрасовременный по дизайну японский мегаполис. И колоритные, выжженные солнцем мексиканские деревни, столь непохожие на американскую субурбию, раскинувшуюся совсем рядом – в штате Техас, что расположен сразу за государственной границей. Дело не только в точности деталей быта: для режиссёра такого уровня это – само собой разумеется. На протяжении просмотра не покидает ощущение, что в каждом конкретном случае схвачена самая суть условий человеческого существования. Существования в родных, знакомых с раннего с детства реалиях, которое тем не менее не вызывает никаких эмоций, кроме печали и боли. Авторы очень чутко высвечивают внутренние, глубинные трагедии своих персонажей, которые всем прочим не просто совершенно чужды и непонятны. Зачастую эти «прочие», погружённые в собственные дрязги, и не догадываются о наличии и даже возможности возникновения подобных проблем у других людей! Что подвигнуло юных отпрысков небогатого марокканского пастуха, заполучивших в свои руки карабин, начать беспорядочную пальбу по автобусу с туристами? Каково Ричарду и Сьюзан, попавшим в столь драматичную ситуацию? Какие чувства владеют Амелией, живущей в предвкушении встречи с родными? А что ощущают оказавшиеся в чуждой обстановке дети, за которыми она должна присматривать? И как тяжело приходится Чиеко, настолько близко к сердцу принявшей рядовую и, казалось бы, преходящую сложность?.. Слова и не нужны. Само по себе знание иностранных языков вовсе не гарантирует установления подлинного, душевного контакта. Притчи, в том числе библейские, не следует понимать буквально. Но тогда в чём же причина?

«Если хочешь быть понятым… Слушай» – этот, воистину исполненный мудрости совет авторы поместили в качестве рекламного слогана. Лишь готовность к приятию чужой боли, к со-переживанию и со-чувствию, создаёт предпосылки для устранения непонимания как при межличностном общении, так и в пресловутом диалоге культур и цивилизаций. Эта мысль пронзительно звучала и в предшествующих работах Иньярриту и Арриаги: «Сука-любовь» /2000/ и «21 грамм» /2003/. Но столь же тонко и безупречно выражена, пожалуй, ещё не была. А главное – впервые приобрела подлинно глобальное, общечеловеческое звучание, содействуя благородному делу сближения людей, невзирая на любые внешние различия. И, конечно, «Вавилон» представляется произведением, наиболее совершенным из трёх с точки зрения формы. В качестве дальней (и косвенной) предтечи фильма не случайно называется классический вестерн «Винчестер ‘73» /1950/ Энтони Манна. Однако разница заключается в том, что теперь злополучный карабин оказывается не столько полновесным «участником» трагичных событий, сколько – их катализатором. Иньярриту и Арриага не сводят всё к казусу, любопытному стечению обстоятельств. За их утончённым, всё более и более утончённым оперированием экранными пространством и временем со всей очевидностью просматривается стремление постичь действие некоего универсального, вселенского закона. В библейской традиции – Воли Божьей. У авторов развёртывание событий не является ни по-гриффитовски синхронным (параллельным), ни последовательным. В «Вавилоне» чуть изменено (расширено) привычное восприятие категории времени, которая в данном случае лишена своего фундаментального свойства – необратимости². Но и то обстоятельство, что события столь основательно разнесены в пространстве, вовсе не является гарантией разделённости и взаимной непроницаемости миров. На самом деле всё взаимосвязано, и если не фактически, то как возможность – точно.

Фильм, разумеется, сложен и ни в коем случае – не укладывается в рамки коммерческого кинематографа. Даже участие таких «звёзд», как Брэд Питт и Кейт Бланшетт вовсе не гарантировало, что вложенные средства ($25 млн.) будут возвращены. Но стоит лишь внять совету авторов и постараться прислушаться к тому, что они хотят донести, как лента окажется простой и ясной. Такой, какой и должна быть подлинная притча.


__________
1 – Они оба значатся в титрах авторами сюжета, хотя сценарий Арриага написал самостоятельно.
2 – Почти сразу становится ясно, что разворачивающиеся в разных частях света истории, эпизоды из которых сменяют друг друга, изложены чуть ли не в обратном порядке.