Когда в 1999-м Британский киноинститут провёл опрос примерно 1000 ключевых фигур национальной киноиндустрии с целью выяснить, какие английские киноленты они считают – в настоящий момент – лучшими, «Плетёный человек» /1973/ едва попал в первую сотню: только 96-е место. Да и в целом перечень не изобиловал фильмами ужасов, хотя Николасу Роэгу со своим изысканным готическим экранным опытом «А теперь не смотри» /1973/ удалось занять даже 8-ю строчку. Однако всего лишь пятью годами позже Total Film, один из самых популярных в стране специализированных журналов, поинтересовался тем же вопросом у 25 ведущих кинокритиков, – и картина представилась совершенно иной. То, что стильная гангстерская драма «Достать Картера» /1971/ Майка Ходжеса, пронизанная экзистенциалистскими мотивами, переместилась с 16-ой позиции на вершину, уже достойно удивления. Но ещё более красноречиво 6-е (!) место, на которое взлетел хоррор Робина Харди, оставив позади классические произведения Дэвида Лина, Стэнли Кубрика и даже Альфреда Хичкока. Теперь и последний скептик едва ли не согласится с высказываниями в том духе, что британская школа экранных ужасов получила официальное признание влияния, что оказала на мировой кинопроцесс. И вскоре, летом 2005-го, в Голливуде был запущен «римейк» – усилиями нескольких небольших студий, которых не смутила коммерческая и художественная неудача повторной постановки упомянутой работы Ходжеса, где Майкл Кейн передал эстафету Сильвестру Сталлоне. Что же получилось в результате?

Сорокатрёхлетний Нил ЛаБьют достаточно успешно начинал в качестве комедиографа, затем – представил пару более серьёзных лент, исследующих внутренние состояния и переживания людей. Иными словами – практически не имел опыта создания произведений, взывающих к чувству страха, скрываемому зрителем в глубинах собственной души; разве что «Одержимость» /2002/ потенциально допускает вторую, мистическую интерпретацию. Вот и его «Плетёный человек» подчинён внутренним законам, скорее, драмы, никак не фильма ужасов; не тем ли, кстати, объясняется некоторое разочарование широкой публики, встретившей достаточно дорогую (бюджет составил $40 млн.) картину весьма сдержанно? Если оригинал Харди охарактеризован в своём рекламном слогане «невероятным оккультным триллером», то фраза «Некоторые жертвы должны быть принесены», избранная для «римейка», похожа на совет психоаналитика. И лишь в определённом контексте может зазвучать зловеще, предостерегающе. Уже во вступительном эпизоде с воспоминанием (или всё же видением?) Мэласа о трагическом эпизоде, когда он, будучи патрульным, не сумел предотвратить гибель в огне ребёнка, акцент смещается именно на этот аспект. Да и последующие терзания Эдварда, узнающего не только то, что, оказывается, сбежавшая от него много лет назад невеста родила дочь, но и – что девочке грозит смертельная опасность, завораживают, пожалуй, куда сильнее, нежели пугающая тайна сама по себе. Положение осложняется тем, что, кажется, все на острове, начиная с владелицы гостиницы и заканчивая учениками местной школы, находящимися под бдительным оком суровой преподавательницы, вступили в некий заговор молчания – и даже в поведении былой возлюбленной немало подозрительного. Сразу отметим, что экранные события едва ли производили бы достаточно сильное впечатление, а уж кадры пролога – и вовсе не казались бы банальными, если б в картину не был приглашён Николас Кейдж (или иной исполнитель такого же уровня). Актёру, который младше режиссёра всего на год, конечно, не привыкать к образам страдающих – ломких или, напротив, буйных – личностей, наделённых самыми разными странностями и фобиями. Но Кейдж в очередной раз поражает тем, как мастерски, играя на тонкостях эмоциональных состояний своего персонажа, попадающего в одну за другой опасные ситуации, заставляет во всех нюансах прочувствовать, каково человеку в столь непростых, непонятных условиях. Да ещё экран озаряет появление Эллен Берстин в обличии Сестры Саммерсайл (имя произносится так же, как словосочетание «Summer’s Isle», то есть ‘Остров лета), умудрённой, но явно не торопящейся посвящать в секреты сообщества пришельца, пусть и облечённого властью.

И всё же этой, сугубо драматической стороной не исчерпывается перечень достоинств фильма. Даже актёр Эдвард Вудвард, запомнившийся по главной роли (сержанта Хауи) в оригинале, не приняв предложение ненадолго появиться в повторной постановке, тем не менее заявил в интервью, что оказался «неожиданно поражён качеством сценария». Нил ЛаБьют, самолично адаптировавший экранную историю, написанную признанным беллетристом и драматургом Энтони Шеффером по мотивам событий собственного одноимённого романа, в первую очередь постарался, разумеется, действие американизировать и осовременить. Но и после подобных, вынужденных трансформаций интрига воспринимается достаточно острой и неизбитой. Конечно, и невооружённым глазом видно, что режиссёру не удалось столь же филигранно передать атмосферу древнего, первородного ужаса, до поры до времени утаиваемого обитателями острова, зловещим олицетворением которого как раз оказывается огромный Плетёный человек. Да и в социальных условиях США начала XXI века (таких, какие изображены) рассказ о всесильной секте язычников, укрывшихся от цивилизации и поклоняющихся могущественным природным силам, воспринимается, скажем так, не достаточно правдоподобным. Тем более действо не приобретает обобщённого, притчевого характера. Но и при всех допущенных просчётах, низводящих творение ЛаБьюта до уровня слабого отблеска художественного откровения Харди, местами становится неподдельно страшно от самого осознания процесса столь ловкого завлечения человека в ловушку, из которой уже не будет выхода… И здесь, заметим, также нельзя не отдать должного Кейджу, мгновенно отреагировавшему, словно уловив интуитивно, на смену настроений в кадре.