Ипполит, для друзей просто Иппо, живет вместе со своим младшим братом Ксавье, который учится в лицее и добывает средства на жизнь, продавая «травку». У Иппо тоже есть доходы, столь же нерегулярные, сколь сомнительные; он выигрывает крупные суммы в покер благодаря удивительному умению блефовать. Оба ведут богемную жизнь, в их распоряжении имеется трехкомнатная квартирка с коридором и несколькими окошками, выходящими в малюсенький двор. Каждый вечер у Ксавье собирается множество приятелей; у Иппо есть только один друг, Альберт, который вскоре переселяется к ним после очередной любовной неудачи. Как и Иппо, Альберт не имеет занятий, определенной цели в жизни, но ни тот, ни другой не спешат признать себя безработными — их образ жизни избран ими добровольно, а не навязан обстоятельствами. У Иппо есть старая машина (угнал? нашел?), и свои вечера друзья заканчивают в ночных кафе, где можно потанцевать и взять на ночь девушку.

Экспозиция фильма занимает минут пять, само же действие начинается ночной встречей Иппо с девушкой. Окинув друг друга взглядом, оба сразу понимают, что находятся на разных ступенях социальной лестницы: ее машина сияет зажженными фарами (она ждет своего аристократического спутника, который за чем-то обратился к Иппо), на девушке шикарное вечернее платье. Неожиданно для себя Иппо назначает ей свидание этой же ночью в клубе, откуда его и выгоняют из-за отсутствия пропуска. Но Иппо уже заключил пари с самим собой и, сидя на капоте машины, он следит за выходом, где должна появиться Натали. И — вот чудо!— она действительно выходит, и они пристально смотрят друг на друга, удивленные, что встретились вновь.

На следующий день Иппо бросается на поиски «девушки своей мечты» и выясняет, что она учится в привилегированной высшей школе — не то, что он! Он мчится в эту школу, где ему с трудом удается уговорить секретаршу показать ему список учащихся. Это повод для целой тирады, заложенной уже в названии, своего рода кредо современной молодежи: «Что у нас есть в этой жизни, кроме любви? Что они нам оставили? Счастливое завтра? Общий рынок? У нас ничего нет! Вот мы и влюбляемся как дураки!» И, чтобы смягчить секретаршу, он доверительно прибавляет: «А вы когда-нибудь были влюблены?»

У Иппо хорошо подвешен язык, он ловко блефует в карты, то с отчаявшимся, то с бунтарским видом объясняется в полиции, употребляя при этом слова, которые для него самого лишены смысла, но, как он знает, воздействуют на других. Его не назовешь неискренним: просто он постоянно балансирует на грани чистосердечия и притворства, правдивости и розыгрыша, что помогает ему выходить сухим из воды. Его излюбленная фраза «Нет проблем» выражает скорее желаемое, чем действительное.

И вот, увидев наконец на улице Натали, он небрежно бросает ей: «Садись — подвезу»,— как будто все так и должно быть. Для тех, кто не поймет, что здесь все разыграно, как на сцене, появляется прохожий, который, случайно услышав разговор, восклицает: «Садитесь, не съест же он вас!» По пути Иппо заявляет: «Так я и знал, ты втюрилась в меня!» Но у своего дома Натали сухо говорит: «У меня много дел»,— впоследствии она не раз повторит эту фразу.

На этом все могло бы кончиться: отчаявшийся Иппо больше не преследует Натали (что не мешает ему грубо порвать со своей давней подружкой Франсиной) и, казалось бы, возвращается к привычной жизни.

Но однажды вечером, когда он играет в покер в прокуренной и заставленной бутылками комнате (типовой кадр из американского детективного фильма), раздается звонок. Натали говорит ему, что кончила все дела и приглашает к себе. Но им не по себе друг с другом, и она уже жалеет, что пригласила его. Иппо выходит на балкон, откуда открывается ослепительный вид на освещенную Эйфелеву башню. Не то, что вид из его окон! Это пространство, уходящее в бесконечность, вдохновляет Иппо, настраивает его на своеобразный поэтический лад, и это, наконец, подкупает Натали.

И опять на этом все могло бы кончиться. Как говорится в сказках: «Они обвенчались и были счастливы». На самом же деле здесь все только начинается. Он рассказал ей о своем странном образе жизни, а она сообщила, что в понедельник уезжает на три недели. «Я должна сопровождать одного известного русского экономиста, который едет с лекциями по стране». — «Ты говоришь по-русски?» — «Моя бабушка родом из Киева». Вернувшись, Натали не подает вестей о себе, хотя обещала позвонить. Отчаявшись, Иппо мчится к ней без предупреждения. Натали встречает его радостно и в то же время смущенно — у нее гости: два молодых аристократа в костюмах и при галстуках (у нас таких называют «мажорами»). А потом между Иппо и Натали как будто образуется пропасть: Иппо с ней, но он беспечен, она же увлечена работой и не может проводить все свое время с Иппо. Они не созданы друг для друга, и, осознав это, они сделают первый шаг к настоящей, нежной любви, которая соединит их, к поцелую, которым они неожиданно обменяются, идя по улице (здесь Эрик Рошан по-настоящему поэтичен), и к финальной ссоре, которая разлучит их: Натали по работе должна уехать на год в Америку, а Иппо не хочет покидать свой Париж, свою независимую и беспечную жизнь. Она уезжает, он остается.

Все кончено. Они долго не видятся. Перед отъездом Натали позвонила, и Иппо мчится к ней. Но она ждет напрасно: его остановила полиция. Через год Натали возвращается, на аэродроме ее встречают два «мажора», но она ищет глазами Иппо. Садясь в машину, она вдруг замечает его. Он сидит на капоте своего старого мерседеса (угнал? нашел?), рядом Альбер. Он ворчит: «Могла бы вылезти из машины и подойти к нам»,— на что Иппо отвечает: «Она не может подойти — это слишком просто». И добавляет: «Придется и нам повкалывать»...Эрик Рошан — еще совсем молодой режиссер. «Мир без жалости» его первый полнометражный фильм, и пресса единодушно признала его лидером «Новой волны» французского кино. Правда, на данный момент он же является ее единственным представителем.

По примеру молодых режиссеров 60-х годов, он, казалось бы, снимает как бог на душу положит, не обращая внимания на правила композиции кадров и монтажа. Но он все время увлекает нас неподдельной искренностью, юмором и легкостью, свойственными молодости. Сегодня французское кино способно похвастаться, в лучшем случае, повествованием с классической структурой, прекрасным и совершенно холодным, как в рекламных роликах, изображением и отчужденным взглядом на поведение персонажей. Французское кино и впрямь не оправилось от стиля ставшего программным фильма Клода Соте «Мелочи жизни», стиля, который уже в течение многих лет преломляется разными режиссерами — от Бейнекса до Каракса — то на американский, то на авангардистский лад. Наиболее интересными в этом ряду были фильмы Жака Дуайона.

Эрик Рошан говорит языком (язык и в лингвистическом, и в кинематографическом смысле) своих героев. За кажущейся беспорядочностью разговоров, за обилием положений и ситуаций, которые не очень опытный зритель может принять за документалистику, прочитывается чувство, маскируемое режиссером. Он говорит от имени сегодняшнего молодого поколения, не менее непонятного и непонятого, чем предыдущие, но это сложнее и глубже, чем просто рассказ о жизни молодежи на примере одной любовной истории. Перед нами любовь мужчины и женщины в современной Франции, или просто история мужчины и женщины. Или просто судьба одного человека: свободного, ничем не связанного, который влюбляется и теряет свою свободу; но он соглашается на эту потерю, потому что смысл жизни только в любви, ею оправдывается страдание и тот необъяснимый сердечный порыв, который приводит человека к зрелости и открывает его душу навстречу другим людям.

Я так подробно изложила содержание фильма потому, что это помогает понять, как он сделан. «Мир без жалости» — это классически четкое построение, скрытое за кажущейся неорганизованностью. Фильм разделен на две части ключевой сценой ссоры: раздраженный уклончивым поведением Натали, Иппо разыскивает ее в переводческой кабине и устраивает скандал. (Это дает режиссеру возможность показать, что и Советский Союз участвует теперь в параде наций. Иппо, равнодушный к этой моде, однажды раздраженно сказал Натали: «Меня бесит, что ты интересуешься советской экономикой!») Натали отрывается от микрофона, хотя докладчик продолжает читать (ни разу в жизни она еще так не поступала), и говорит Иппо, что ей противен его паразитизм. И Иппо кричит ей в ответ: «Я же терплю, что все вы работаете,— вот и вы принимайте меня таким, какой я есть!» Это его жизненное кредо, от которого он поспешит отречься, когда Натали позвонит ему перед отъездом в Америку.Рошан подчеркивает, что слова Иппо имеют силу только тогда, когда он в себе уверен: его доводы редко бывают убедительны, но ему трудно возражать, ибо сам тон Иппо не допускает возражений, что очень свойственно подросткам. Все эти спасительные фразы, красивые, отточенные и нередко почерпнутые из «народной мудрости», перестают работать, когда в душе Иппо поселяется сомнение, рожденное любовью.

Защитные фразы больше не помогают. Ему становится жалко девушку, от которой скрывается Ксавье, чтобы избежать решительного объяснения. Он вспоминает, что таким же образом вел себя с Франсиной. И покер больше не радует, и не получается обманывать полицейских — он уже и не пытается. В первой сцене на балконе он щелкнул пальцами и погасил Эйфелеву башню — каков волшебник! Это был один из его трюков — ведь повсюду в Париже иллюминация гаснет ровно в 12 часов. Теперь же, неудобно сидя на подоконнике, он снова смотрит на Эйфелеву башню (она виднеется вдали между домами), но теперь он не более чем комедийный персонаж, который прячется от своей бывшей возлюбленной (в приступе отчаяния он назначил свидание Франсине и немедленно пожалел об этом).Это местечко на подоконнике, где он часто спасался от неприятностей, ускользал от действительности, находил внешний выход из противоречий внутреннего мира, больше не помогает, как не помогают красивые фразы. Квартира Иппо чем-то похожа на его жизнь, разделенную на две части: любовь от нечего делать и настоящая любовь. В жизни Иппо есть «до» и «после». У его квартиры тоже есть облик внешний и облик внутренний. Однако между этими четырьмя пространственно-временными параметрами нет четких соответствий.В этой квартире есть еще одна действительность. Неподвижная и замкнутая в себе, онавсе же утешает: друзья вместе, бок о бок хотя бы смотрят телевизор, и их одиночество сродни одиночеству соседей во дворе, чья жизнь виднеется в глубине кадра как театральная декорация.

Все это действительно похоже на театр — на сцену и кулисы. За кулисами — квартира и подоконник (целое спасительное пространство). На сцене — реальная жизнь, та, где полиция задерживает молодых людей просто за то, что они молоды, где вечером пристают к девушкам, где навещают пожилых родителей (наивных, милых людей, коммунистов в прошлом) — Рошану важна любая деталь, укореняющая действие в пространстве и во времени,— прося их увеличить месячную сумму, выдаваемую Ксавье. На этой сцене есть и другое, уже не спасительное для Иппо пространство,— это дом Натали, где они, наконец, оказываются вдвоем, действительно вместе. Театр — это отношения между людьми. И фильм словно в вальсе движется между сценой и кулисами, между любовью мужчины и детской привычкой к уюту. И, наконец, этот фильм — подмостки классической драмы, которая разыгрывается в душе молодого человека.В этом же ключе снят, как мне кажется, фильм казахского режиссера Серика Апрымова «Конечная остановка». Может быть, Апрымов — второй представитель «Новой волны»?