Легенда гласит, что, когда Жан-Пьер Мельвиль принёс Алену Делону экземпляр сценария, тот спросил его, как называется фильм. Услышав ответ, Делон отвёл режиссёра в комнату, где находилось только два предмета: кожаный диван и висящий на стене самурайский меч. Эта история во многом проясняет причины, по которым выдающийся французский кинематографист, даже псевдоним себе избравший в честь прославленного заокеанского писателя XIX столетия Германа Мелвилла¹, не просто в очередной раз² признался в любви к голливудскому гангстерскому кинематографу. И не просто – вынес на суд публики ещё один, самый, пожалуй, совершенный свой американизированный «поляр». Никто из соотечественников режиссёра не был, вероятно, ранее столь же жёсток и до аскетизма лаконичен в создании портрета наёмного убийцы с собственным кодексом чести, в которого бесподобно вдохнул жизнь Делон, воплотив сущностный, очищенный от сантиментов и ненужных деталей образ – квинтэссенцию большинства сыгранных им ролей!

Разумеется, решение Мельвиля присвоить фильму заголовок «Самурай» – не красивый жест. Цитата из «бусидо», поставленная в качестве эпиграфа³, подтверждает догадку о том, что в миросозерцании древних японских воинов, самим смыслом жизни которых являлось служение господину (сёгуну), режиссёр-сценарист нашёл нечто ошеломляюще близкое собственным воззрениям той поры и, быть может, самой атмосфере в обществе. Едва ли можно скинуть со счетов, что подходил 1968-й год, когда многие западноевропейские интеллектуалы (например, Жан-Поль Сартр) обратили взор на Азию, увлёкшись маоизмом. Вот и «Самурай», невзирая на несомненные влияния культур и Востока, и Нового Света, воспринимается всё же ближайшим аналогом «Постороннего» – рассказа Альбера Камю, ставшего одним из художественных манифестов экзистенциализма и, кстати, параллельно экранизированного Лукино Висконти. Пусть и аналогом, сотворённым в жанре криминального фильма, законы которого позволили – иносказательно – детальнейшим образом воспроизвести самурайские ритуалы. Вплоть до харакири, которое Джеф обязан совершить, изничтожив нанимателя, а следовательно, став недостойным ронином. Фактическое самоубийство, сознательно сделанный выбор в пользу «пограничной ситуации», – шаг вперёд по сравнению с наполовину безотчётным поступком Мишеля Пуакара, случайно застрелившего полицейского и тоже гибнущего⁴. Возможно, не станет таким уж глумлением над истиной и заявление в том духе, что «Самурай» глубоко в подтексте отразил те же получившие широкое распространение чувства отчаяния и тотального одиночества, что и, скажем, творчество Антониони или Феллини… И тем не менее поражает картина иным – иллюзией по-восточному умиротворённого проникновения в трансцендентное, уловленным в последних кадрах мгновением выхода за резко ограничивающие пределы жестокой и циничной действительности.


__________
1 – Его самым известным произведением считается роман «Моби Дик, или Белый кит», посвящённый противоборству человека – с природной стихией, олицетворяемой огромным белым китом. Книгу блестяще экранизировал Джон Хьюстон.
2 – Почти все, начиная с раннего «Боба-прожигателя» /1955/ и вплоть до «Второго дыхания»/1966/, произведения мастера.
3 – «Нет более глубокого одиночества, нежели одиночество самурая, – быть может, лишь одиночество тигра в джунглях».
4 – Между прочим, Мельвиль, лично не принадлежавший к «новой волне», сыграл небольшую роль у Жана-Люка Годара в его шедевре «На последнем дыхании» /1959/.