Фильм является заключительной частью условной «трилогии молчания»¹, созданной Тео Ангелопулосом в соавторстве с выдающимся итальянским кинодраматургом и поэтом Тонино Гуэррой, который на сей раз, как и в случае с первым фильмом, написал сценарий (по сюжету самого режиссёра) совместно с Танассисом Валтиносом, своим греческим коллегой. Диалоги в ленте, разумеется, присутствуют и подчас (как, скажем, в сцене на пляже, где Орест раскрывает Александру причину охватившего Вулу смятения) необычайно важны – но всё же не идут ни в какое сравнение с долгими планами безлюдных ландшафтов. Промышленные зоны с мрачными фабриками и жилыми домами неестественных пропорций, суматошные железнодорожные станции, бесконечные дороги с проносящимися по ним грузовыми фурами, даже пляжи, неприветливо пустынные в свете приближающихся холодов, – всё оставляет душу в неизречённой тревоге от странного, непостижимого и безразличного, если не враждебного, мира. Единственной альтернативой этому детям не случайно видится восхитительный, далёкий, манящий образ – где-то там, на благословенной немецкой земле, в сущем раю. Вула и Александр действительно пересекают границу, растворяясь в прекрасном пейзаже в тумане. Что это? Счастливое избавление или сладостное видение, посетившее брата с сестрой за мгновение до того, как сознание окончательно потухнет?.. Во всяком случае зрителям не даётся однозначного ответа на вопрос, достигла ли цели пулемётная очередь, выпущенная по юным нарушителям границы.

Название имеет принципиальный смысл, давая публике подсказку для расшифровки сложного замысла или, вернее, позволяя вычленить наиболее существенное в повествовании, теряющемся в почти безбрежном, как у Умберто Эко, «эхе интертекстуальности». Ангелопулос насыщает экранное пространство материальными свидетельствами воспоминаний о канувшей в Лету античной эпохе, наиболее явно проявляющей себя, когда на глазах у изумлённых детей вертолёт археологов достаёт из моря кисть руки без указательного пальца – часть гигантского изваяния. Наставления великих эллинских мыслителей погребены под толщей вод? Не только! От колыбели (и одновременно – золотого века) западной цивилизации не осталось почти ничего… И даже отзвукине столь отдалённого прошлого – политических катаклизмов XX века – слышатся лишь в обрывках пьесы, сумбурно репетируемой труппой и уже неинтересной рядовым грекам: «Настали тяжёлые времена». Словно человеческая культура, рождённая в хаосе², достигла безотрадного состояния энтропии – и лишь две младые души не в силах, мятущиеся и грезящие о высоких материях, обрести покой. Вместе с тем не случайно, что, задолго до того, как слиться с вожделённым пейзажем в тумане, Вула и Александр лицезрят волнующий образ на куске старой киноплёнки. Тео Ангелопулос принадлежит к тем уникальным режиссёрам, для которых кинематограф является наряду со средством аутентичной фиксации действительности ещё и способом проникновения в идеальную, трансцендентную (покрытую туманом!) сферу – но не бесплодного предания прекраснодушным грёзам.


_________
1 – В неё также входят «Путешествие на Цитеру» /1984/ и «Пчеловод» /1986/.
2 – Вула несколько раз читает Александру, точно сказку, соответствующие строки из библейской Книги Бытия.