Бернардо Бертолуччи и в юности всё-таки не отличался крайним радикализмом, не принимал безоговорочно и не проводил (во всяком случае в кинематографическом творчестве) лозунги контестации. Но, безусловно, являлся представителем того движения итальянской (шире – западноевропейской) интеллигенции, о котором поведал его коллега Марко Беллоккио в сатире с язвительным и исчерпывающе точным названием «Китай близко». «Последний император» лишь на первый, поверхностный взгляд символизирует собой уход выдающегося режиссёра от родных реалий, погружение в чужую (чуждую?) историю: ведь ни репортёр Дэвид Локк¹, ни супруги Порт и Кит Морсби из следующего произведения Бертолуччи, «Под покровом небес» /1990/, всё-таки не смогли убежать от себя и предначертанной судьбы, попытавшись без остатка раствориться в иной культуре…

Конечно, триумф «Последнего императора», который грозил разорить «независимого» английского продюсера Джереми Томаса, обойдясь в $23 млн., однако на волне восторженного признания у критиков и прочих кинопрофессионалов (чего только стоят девять «Оскаров»!), стяжал успех и у широкой публики², в немалой степени обусловлен чуткостью художника на веяния времени. Бертолуччи, бесспорно, учёл не только персональный опыт создания величественных кинофресок («Двадцатый век» /1976/), но и особенности монументальных исторических суперколоссов, специфику Большого Голливудского Стиля. Массовки с неисчислимыми статистами, изображающими солдат республиканской армии, по указанию императора выдворяющих за пределы Запретного города толпы евнухов, или советских десантников, освобождающих от японских захватчиков Маньчжурию, не могут не поразить воображение. Всё это сыграло огромную роль в сочетании с предвосхищённым автором резко возросшим интересом (чтобы не сказать: «модой») к Востоку, тем более что образ советника Реджинальда Джонстона³, мудрого, доброго и вообще олицетворяющего собой лучшие проявления Запада, не позволил зрителям остаться сторонними наблюдателями, потеряться в лабиринте экзотических ритуалов и интриг. Какой прогресс в сравнении, допустим, с «55 днями в Пекине» /1955/! Символично, что именно Бернардо Бертолуччи оказался подлинным первопроходцем, получив всестороннюю официальную поддержку от властей КНР и даже косвенно поспособствовав эстетическому формированию нового (пятого) поколения местных кинематографистов. Инь Руочэнь, изобразивший директора лагеря Фу Шунь, с усердием и настойчивостью, достойными самого Конфуция, пытающегося не просто подвергнуть Пу И наказанию, соразмерному индивидуальной вине, но при помощи труда и идеологического просвещения – именно перевоспитать его, который позже, в 1967-м, подвергнется необоснованному наказанию хунвейбинами, занимал тогда пост замминистра культуры страны. А Чэнь Кайге, представший в облачении капитана императорской стражи, испытает несомненное влияние маэстро в собственных постановках (в первую очередь в личном шедевре «Прощай, моя наложница!» /1993/ и в «Императоре и убийце» /1998/). Нельзя не отдать должного богатейшей изобразительной и музыкальной культуре фильма, уникальному искусству «живописи светом», демонстрируемому оператором Витторио Стораро и позволившему наполнить глубоким, сокровенным смыслом каждый элемент интерьера, каждую деталь изысканных убранств императора и людей из его окружения.

Учитывая вышеизложенное, остаётся лишь поражаться тому, как режиссёру удалось избежать неоправданных художественных, политических или философских компромиссов, остаться искренним в своём исследовании, добиться ощущения удивительной внутренней гармонии, возникающей вопреки давящему накалу событий. Болезненные жизненные перипетии и даже личная драма Пу И, с рождения оказавшегося безвольным заложником благородного происхождения, привилегированным узником и императором без империи⁴, всё же не оправдывают стремления взять у судьбы реванш, возглавив марионеточное государство Маньчжоу-го и тем самым – поспособствовав варварской оккупации Родины, включавшей и печально известную резню в Нанкине, и эксперименты на людях в процессе создания биологического оружия, и даже… приобщение к опиуму и доведение до сумасшествия любимой супруги Ван Чжун. Абстрактные рассуждения о роли личности в истории меркнут в сравнении с необходимостью сделать конкретный выбор и… беспрекословно принять всё бремя ответственности, обусловленной этим выбором. Получив свободу и став обычным садовником, которого даже не узнают юные обличители империализма с красными цитатниками в руках, Пу И достиг того, о чём прежде не мог и мечтать, – счастья и редкостной внутренней умиротворённости, бесследно растворившись в роскошных покоях Запретного города. Это же ознаменовало спокойное, без сокрушений и неоправданной гордости, приятие автором собственного прошлого – прошлого со всеми его неосуществлёнными душевными порывами, заблуждениями, несбыточными мечтами, разочарованиями, неотъемлемого от истории родной страны. Бертолуччи, отдавший в фильме дань прекрасной восточной традиции почитания учителя, вне всякого сомнения, сам достоин этого высокого звания!


__________
1 – В высшей степени не случайно, что к сочинению той знаменитой ленты Микеланджело Антониони был причастен кинодраматург Марк Пиплоу, будущий единомышленник Бернардо.
2 – В заокеанском прокате кассовые сборы составили $43,98 млн., в Австралии – AUD 5,9 млн., а во Франции и ФРГ картина оказалась в лидерах проката, с посещаемостью в 4,728 млн. и 3,07 млн. человек соответственно.
3 – Питер О’Тул во всём блеске классической английской драматической школы!
4 – Вспомним пронзительный кадр, где он со всей силы швыряет любимого мышонка в запертые изнутри ворота Запретного города.