Солидной рекламой фильму служит уже тот факт, что затраты на производство составили 282,58949 юаней (т.е. примерно $35 млн.) – сумму, рекордную для китайского кинематографа и весьма впечатляющую по меркам азиатской киноиндустрии в целом. И зрители, безусловно, не обманутся в ожиданиях, лицезря многотысячные массовки, задействованные в грандиозных эпических баталиях, в том числе с применением кунг-фу, но и, кроме того, получив возможность оценить изрядное мастерство творцов компьютерной графики, которые почти не стремились состязаться с западными коллегами, вдохновляясь историческими и фольклорными, глубоко национальными образами. «Клятва» – это живописная экранная легенда о Кунлуне, являющемся рабом столько, сколько себя помнит. Вместе с другими он оказывается продан генералу Гуанмину, который вознамерился использовать невольников в качестве приманки для орды варваров, многократно превышающей войско доселе непобедимого полководца. Именно Кунлун, неожиданно открывший в себе дар бегать быстрее ветра и оставаться недостижимым для стрел, предрешает исход сражения и, более того, спасает нового хозяина. Далее рабу предстоит, как и сказано в пророчестве, убить императора и помимо своей воли завоевать сердце любимой наложницы владыки – неприступной Квинчен, которой ещё в детстве богиня Маншен предрекла судьбу, опечалив тем, что каждый, к кому она воспылает любовью, обретёт смерть…

Более чем сдержанные, а подчас и негативные отзывы, которые «Клятва», в КНР и Гонконге пользовавшаяся большим успехом, снискала за рубежом (и, в частности, в США, где вышла в ограниченный прокат под заголовком «Мастер красных доспехов»), вызывают искреннее удивление. Кайге Чэнь мгновенно предъявили упрёки в отходе от собственных принципов, намекая на прославившие автора на Западе кинополотна «Прощай, моя наложница» /1993/ и особенно «Император и убийца» /1999/, являющиеся зрелищными, эмоционально впечатляющими историческими трагедиями. А ведь замысел китайского режиссёра-сценариста всё же едва ли сводился к попытке ни в коем случае не уступать пальму первенства ни выходцу с Тайваня Энгу Ли, чей международный суперхит «Крадущийся тигр, притаившийся дракон» /2000/ вызвал вполне заслуженные насмешки в самой КНР, ни даже своему давнему конкуренту Имоу Чжан с превосходными картинами «Герой» /2002/ и «Дом летающих кинжалов» /2004/. Конечно, сложно не отметить некоторые параллели – и, например, визуальное решение кульминационного эпизода, когда накал страстей достигает зенита, отнюдь не вдруг способно напомнить превосходную сцену демонстрации ритуального танца с кинжалами из последней ленты. Однако в главном Кайге Чэнь точно не может быть уличён в заимствованиях у кого бы то ни было, ибо предпочитает идти своей дорогой, стараясь ни в коем случае не нарушить клятву художника, которую наверняка дал себе в молодости, принимая решение посвятить жизнь кинематографу, а значит, стремлению говорить с людьми о материях, что важны исключительно для него. Напротив, фильм поражает именно тем, с какой лёгкостью выдающийся режиссёр, в очередной раз обратившийся к излюбленной проблематике, избегает опасности самоповтора, высветив доселе незадействованные стороны привычной темы. И прежде всего с особой силой звучит воззвание о необходимости приятия собственной участи, сколь бы тяжёлыми и несправедливыми ни казались испытания, выпадающие на долю человека. Именно о том говорит могущественная богиня связавшей себя обещанием юной Квинчен, которой иначе – не примириться с жизнью, неустанно подготавливающей неприятные сюрпризы. Напрасно скептически и с издёвкой отнёсся к пророчеству и самоуверенный Гуанмин. Даже коварный и амбициозный Вухуан, замысливший после свержения императора одержать верх над легендарным генералом, не знавшим поражений, пользующимся непререкаемым авторитетом в войсках, вынужден в итоге принять во внимание эту истину. А главное, в том состоит тайна Кунлуна, истово стремящегося вспомнить о прошлом и в итоге возвращающегося к своим истокам – на таинственную Снежную землю, изуверски изничтоженную.

Прежде схожий мотив, столь важный для человека, пережившего «культурную революцию» и, вопреки всему, сумевшего самореализоваться в искусстве, приобретал в творчестве Кайге Чэнь осязаемое, конкретно-историческое звучание. И не только в упомянутых работах, где события канувших в Лету эпох служили замечательным материалом для иносказания, но и в современных постановках, например, в ленте «Вместе» /2002/, в которой драма взаимоотношений отца и сына была в немалой степени обусловлена бременем непростого наследия минувшего. При всех недостатках в «Клятве» режиссёру удалось приблизиться к достижению великого драматурга Бертольда Брехта, в пьесе «Добрый человек из Сычуани» также использовавшего (правда, отстаивая иные мысли) антураж исторического Китая, причём местами – намеренно соответствующий расхожим культурным стереотипам, чтобы написать почти универсальную картину существования человеческого общества. Как следствие, принципиальные для режиссёра-сценариста идеи меньше всего кажутся навеянными прозой жизни, поражая броскостью и красотой формы, обретая силу извечной истины, явленной в романтическом и символическом облачении. Конечно, довлевшие над Кайге Чэнь обязательства (не столько идеологического, сколь финансового характера) заставили его пойти на определённый компромисс или по крайней мере – не позволили добиться безусловной значимости и осмысленности всех зрелищных сцен, что Имоу Чжан удалось в большей степени. Но зато лирическая линия вовсе не сводится к банальному «любовному треугольнику», завораживая непостижимостью, а то и мистичностью проявления высоких чувств героев, Кунлуна, Квинчен и Гуанмина, неподражаемо сыгранных соответственно корейцем Дон-Кун Чжаном, китаянкой Сесилией Чун и японцем Хироюки Санадой.