Глаза разбегаются, мысли тоже – словно меня швырнули в тот самый пресловутый пруд с карпами, так что вокруг должны быть подводные красоты, но все расплывчато, зыбко, и лишь постепенно начинает становиться четче и обретать очертания...
В том, что относится к младшей школе, тут похоже не сдерживались, как не сдерживаются сами школьники в таком возрасте. Поэтому происходящее просто фонтанирует всем подряд, и трудно скрыть торжество, когда такая обычно кроткая и безответная, так удобно вписывающаяся в архетип «юродивой» Нисимия по-взаправдашнему кусает героя за руку. «Взрослая» часть стандартнее: история разыграна по всем правилам, но кажется, что правила эти скорее художественные, чем сугубо реалистичные. Смотришь и думаешь: ага, а дальше должно произойти то-то и то-то, а то неясно, откуда они возьмут еще такой-то и такой-то конфликт. Действительно, так потом и происходит.
Но если в истории главных героев немало сделанного так или иначе потому, что так полагается, то в тех моментах, где не обязательна предопределенная заранее мораль, фантазия чувствует себя вольготнее, в то же время выходит довольно характерная повседневность. Даже пикантная игра с гендером: пацанка Юдзуру диво как хороша и в своем мальчишеском прикиде, и в школьной форме, а ее манера речи и повадки «своего парня» – вообще что-то с чем-то. Пухленький крепыш Нагацука очарователен со всеми своими медвежьими услугами; перепалка Нагацуки с Юдзуру, перерастающая в увлеченное подглядывание за их подопечными, вносит в действие перчинку. Бабушка Сёко и Юдзуру, хоть ей и отведено преступно мало экранного времени, вполне себе бабуся с характером. А мать Исиды проявляет ровно столько внешней легкомысленности, сколько не мешает умению брать ответственность не только за свои поступки, но и за поступки своего отпрыска.
Расчетливо, планомерно, предумышленно и безжалостно сеющая раздор Уэно – о, вот это персонаж, в который реально веришь. «Жестока, точно ад, ревность, стрелы ее – стрелы огненные». В Исиде больше, чем детские хулиганские выходки, напрягает его неумение отсечь Уэно от Нисимии вовремя. Уж подхватил бы ее под мышку и увез подальше от всех таких «друзей».
То ли причиной законы жанра, то ли японское мировосприятие и японская же корпоративность, а непременно в конце должен быть примиренческий настрой. Всех нужно собрать вместе, кто сколько-то причастен, даже если не причастен, а только много лет спустя рядом стоял – и всех друг с другом помирить. А потом догнать и еще раз помирить. Хотя раскаяние, правдоподобное или нет, надо сказать, подано с довольно необычного ракурса – видно, что самокопание и самобичевание это еще не то, что может изменить ситуацию, а если ты в чем-то виноват, это еще не значит, что ты сам должен становиться жертвой психологических манипуляций.
Две вещи, конечно, тут особенно наполняют душу благоговением: звездное небо над головой и разноцветные рыбки в воде под ногами. А моральный закон... так и думаешь, что в подобных ситуациях лучше обращаться к закону вполне себе земному, потому что не знаю как в Японии, а во многих странах доведение до самоубийства квалифицируется как уголовка, а если то, что тут показано, не доведение до самоубийства, то я даже не знаю, что им является. Когда узнаешь больше об изнанке жизни в Японии, начинаешь понимать, что сакраментальная фраза Итосики Нозому из Zetsubou Sensei «Это лучшее место для самоубийства на почве любви, я тебе его не уступлю! » – не такая уж и пародия. В Японии сводят счеты с жизнью даже вполне взрослые люди, такие, каких обычно называют состоявшимися, по причинам, которые во многих странах выглядят вообще смехотворными. Так что говорить кому-нибудь в Японии, что он/она разрушили чью-то компанию и недостойны жить, это скорее всего вообще прямое приглашение ясно к чему, ну а уж вкупе с явной физической агрессией. Ладно, победа вселенского добра над уголовным кодексом тут была практически запрограммирована.
Конечно, если хочется чего-то кристально реалистичного, действительно страшного, да так, чтобы одновременно про людей, нуждающихся, скажем так, в особом подходе – это вряд ли сюда. Тут страшно преимущественно то, что понимаешь – это далеко не самое страшное, что могло случиться в действительности. Но порой такие вещи все же не обязаны являться остросоциальной драмой или брошюрой о правильной интеграции в общество людей с особенностями. Ценно бывает порой само свидетельство жизни таких людей, кусочек которой можно вот так подглядеть, провести с ними и убедиться, что в ней есть место чему-то помимо превозмогания, хоть смена прически или поход на банальнейший из банальных японский фестиваль в юката. Инклюзия все-таки не нецензурное ругательство и не название опасной болезни, а язык жестов – это, в конце концов, просто красиво.
|
