«Добывайка Ариэтти» стала реабилитацией Хаяо Миядзаки (хотя и не он там был режиссёром) для тех, кого не слишком порадовали его последние фильмы (особенно невнятной, хотя и мастерски выполненной, мне, как и многим, показалась «Поньё»).
Первоисточник я помнил довольно смутно, ибо читал книгу четверть века тому, но точно был не готов увидеть столь щемящую сердце (с ним, кстати, буквальная физиологическая проблема у одного из протагонистов) историю обречённой любви. Когда Ариэтти заплакала… Эта кульминация была совершенно естественной. Вроде бы и семья у неё прекрасная, и приятель из своего народа подыскался как будто из ниоткуда, но ведь это чудовищно обидно — лишиться выбора, оказаться грубо поставленной на место бездушными обстоятельствами, когда ничего поделать просто невозможно. Мастер блеснул искусством трагедии, прежде отмечавшейся тенью, но не очерченной столь явно, в некоторых его произведениях.
Что до побочных мотивов, то увлечённая идеей геноцида домработница смотрится дико. В неё трудно поверить — но это оттого, что верить не хочется. Фильм демонстрирует прохождение грани, отделяющей мирного обывателя от фашистского палача, одержимого страхом перед полчищами инородцев. Для Японии это её недавняя милитаристская история, да и у нас хватает любителей воображать людей чуждыми и враждебными тараканами, массовая травля которых прямо-таки праздник для души.
Напротив, экологическая тема, скорее модная, нежели популярная, и едко обходимая досточтимым Миядзаки, притянута наскоро, за уши и ни к селу ни к городу. Ну, в самом деле, какую силу могут иметь высказываемые Ариетти претензии к роду людскому, если сами добывайки всё ж таки на нём паразитируют (хоть из-за крайней малочисленности и даже вымирания и неощутимо), а вовсе не живут на лоне природы, в гармонии с оной? Такие претензии могли предъявлять тануки из перекликающегося с «Ариэтти» фильма, к которому также был причастен Миядзаки.
«Ариэтти» — очень трогательный, красивый и душевный фильм. В нём есть подлинный катарсис, отмеченный и мальчиком-протагонистом, когда он обретает уверенность перед операцией. Нет никакой гарантии, что эта операция совершится благополучно, как нет никаких гарантий и в нашей жизни, но если было подлинное человеческое чувство, в будущее можно смотреть без страха.
|
