В Эдо времён сёгуната четверо промышляют похищением наследников богатых домов. Каждый из четырёх подельников - человек, что называется, интересной судьбы: выкупленная проститутка, бывший вор-одночка, ныне промышляющий резьбой по металлу, бывший бандит, живущий с малолетней дочкой в собственной небогатой харчевне. Каждый так или иначе обязан четвёртому, Яити, о котором они мало что знают, да и не стремятся узнать, хотя его биографии хватило бы на десяток таких, как они. В письма с требованием выкупа они вкладывают алый пятипалый лист. В какой-то момент Яити понадобится телохранитель, и к четверым присоединиться пятый - самурай Масаноскэ, прехавший из провинции в столицу. С боевыми умениями у него всё в порядке, но есть один большой минус - из-за своей чудовищной стеснительности он не может сражаться на людях. Кроме того, он чрезвычайно любопытен и с первого взгляда почувствует тягу к странному и хладнокровному Яити. Тот, несмотря на своё равнодушие ко всему и вся, тоже заинтересуется самураем, хотя и не раз пожалеет о том, что наткнулся на него.
Главную психологическую интригу "Дома..." создают отношения Яити и Масаноскэ. Но - и это нужно отметить сразу - происходящее между ними не укладывается ни в банальную "дружбу", ни в романтический "яой", ни в сентиментальный их гибрид под названием "броманс". Не стоит ждать "единства и борьбы противоположностей" - воровского кинжала и самурайского меча: всякий взмах и всякое движение мгновенно забывают о своей цели, будто растворяясь в падающих осенних листьях. Вообще, несмотря на обилие персонажей, знакомых с мечом и кинжалом (к главной пятёрке добавятся ещё бывшие и действующие бандиты, самураи и полиция), несмотря на то, что всё действие происходит между борделем и сомнительной забегаловкой, несмотря на род занятий героев - несмотря на всё это нас ждёт на удивление мало схваток, да и большая часть их заканчивается тем, что стеснительный Масаноскэ сбегает с поля боя. "Дом Пяти листьев" вообще обманывает ожидания - при внешней достаточно авантюрной сюжетной канве большая часть времени уходит на неопределённые разговоры между персонажами, обмен двусмысленными взглядами, на паузы и вздохи в адрес осенних деревьев и неба. Но в этом обмане ожиданий - вся тонкость и пронзительность сериала: он находит путь к сердцу как бы помимо всей авантюрной жанровости и густой национальной фактуры.
Упомянутые авантюрные мотивы и этнографическо-нравоописательная декорация теснейшим образом переплетены с напряжёнными психологическими извивами: буквально всякий, кто входит в кадр, тащит за собой богатое прошлое, от которого не прочь бы избавиться. Но как-то так выходит, что ничего, кроме прошлого, у героев нет. И вместе их держит вовсе не горячая привязанность друг к другу, и даже не столько чувство долга по отношению друг к другу, сколько чувство пустоты настоящего. Но не той, которая романтически черна и безнадёжна, а той, которая просвечивает между ветвями осеннего дерева. Люди здесь - опавшие листья, которых собрал вместе холодный ветер.
Сама манера изображения в "Доме Пяти листьев" делает зримой эту пронзительную тоску пребывания между прошлым, настоящим и будущим. Движения, ракурсы и цвета выбраны так, чтобы персонажи выглядели будто на грани исчезновения - лишь резкие, порой даже карикатурные контуры не дают им окончательно слиться с окружающим. (И здесь, наверно, можно многое сообщить о связи картинки "Дома.." и традиционной японской эстетики, но всего лишь несколько минут сериала дадут проникнуться этой эстетикой сильнее, чем многоречивые рассуждения.) И ещё одно - взрыв цвета, как бы центр силы всего сериала, ярко-красный пятилопастной кленовый лист. Лист освещает туманные, сумеречные тона, подпитывая их, заставляя двигаться. Он тут неспроста: след на коже в форме листа есть у загадочного Яити. Для Яити листопад есть точка памяти, единственная возможность ощутить себя в мире, в котором он живёт и своей, и не своей жизнью, с которым у него полное, асболютное, тотальное несовпадение.
Лист - символ тайного напряжения, и двойник листа в этом смысле - самурай Масаноске. Каждый из Пятилистника уворачивается от вопросов любопытного самурая, каждый старается остановить его как бы на границе своего рисунка, не давая заглянуть, что внутри, за контуром. И всё равно, Масаноскэ - это контраст, раздражитель. Он слишком застенчив, чтобы активно лезть не в своё дело, но достаточно неуклюж, чтобы успеть нажать на все возможные болевые точки, чтобы проявить бледность и неопределённость психологических контуров. Хотя прямых разговоров "о прошлом" герои почти не ведут, нет сомнений, что именно Масаноскэ заставляет всех остальных вспоминать, рассказывая нам свои истории. И тут надо поставить очередной плюс создателям сериала - флэшбэки так вплетаются в настоящее, что, хотя и весьма обильны, не столько разрешают конфликты, сколько добавляют сумрачного осеннего тумана между прошлым и настоящим. К тому моменту, как мы узнаём о героях всё, мы же полностью погружаемся в их тоску. Мы понимаем, что сколько бы ни упало красных листьев, всё равно не остаётся ничего другого, кроме как наблюдать осенние деревья, поёживаясь от холода в предчувствии зимы.
Однако ж, хотя Масаноске и становится постепенно своим, и от него мы впервые слышим слово "друзья", которое должно бы согреть прохладную психологическую атмосферу, вовсе не этот самурай-недотёпа выведет героев из их сумерек укиё-э. Весь "Дом Пяти листьев" - одно сплошное несовпадение и двусмысленность: вроде бы и "благородные разбойники", а вроде и нет, вроде из-за денег этим занимаются, а вроде и денег у всех достаточно, вроде и хороший боец самурай, а драться не может, и т.д., и т.п. Именно эта неопределённость, которая в равной степени присутствует и в сюжете, и в характерах, и движет Пятилистником, придаёт ему щемящую, тревожно-спокойную красоту. И разрешается всё не усилиями главных героев, как можно было бы ожидать от авантюрного сюжетца, а стечением обстоятельств: в одно мгновение перед Яити промелькнёт и вывернется наизнанку вся его жизнь, причинив невыносимые боль и облегчение - настолько невыносимые, что придётся убить другого, чтобы сохранить сердце в себе самом. А нам вместе с Масаноскэ остаётся только смотреть со стороны, как как тени прошлого и ложные имена, двойники и призраки исчезают под первым снегом. От Масаноскэ нужны были не задушевные разговоры, не дружба, не восхищение и не влюблённость. Он должен был всего лишь вовремя отвести в тепло того, кто внезапно перестал чувстовать холод. В тепло - не в метафорическом смысле, а в самом прямом.
Ну, самурай-то стал пятым членом группы, заменив собой тень из прошлого Яити, и тем самым счастливо разрешив одно из главных несовпадений, а вот все остальные - совпали ли они с миром, нашли своё место? Вовсе нет. Хэппи-энд имеет место быть, но он тут, не побоимся этого слова, со специфическим дзенским колоритом: если чувствуешь зазор между собой и миром, значит, это и есть твоё место в мире. Просто встретились два - три, четыре - одиночества, и не тратя времени на костёр, отправились выпить сакэ.
|
