Приходя, соблюдайте приличия — оставьте в прихожей хотя бы свои самые постыдные секреты. Вам еще сильно повезет, если это будут лишь меланхолично-инцестные фантазии. Уходя, не забудьте вынести мусор. Хотя... им для кого-то вполне могут оказаться жизни надоевших всем стариков. Почти ненавязчивая банальность фраз, напоминающих о пагубности привычки верить всему, что можно узреть материальными очами, обрастает живой плотью в видениях, замутненных пикселями помех и тянущихся через зигзаги чужих ошибок. Кто-то сразу поймет, что дочка президента выглядит настолько моложе своих лет только потому, что отец ее до сих пор воспринимает как малое дитя; кто-то же даже по самым жутким видениям уразумеет не сразу, что являющиеся умирающему тени — отнюдь не убийцы и не призраки, а болезненные галлюцинации, возникающие в воспаленном воображении под воздействием страха и чувства вины.
Не такие уж и отвлеченные дискуссии насчет особенностей человеческого восприятия перемежаются излюбленными анимешными примочками типа терзаний на тему всеобщего вселенского одиночества. Но помимо анимешных канонов сюда, видимо, просачиваются и вполне реальные приметы японского мировосприятия. А одними из растиражированных на весь свет характеристик японского менталитета являются корпоративность и способность к самоорганизации, с ними даже самое неизбывное одиночество становится приемлемым. Как ни странно, в страшно секретном Девятом Отделе таковые черты наличествуют, а дальше уже каждый себя сам проявит сообразно своей личности. Кто-то талантливый хакер, кто-то выкажет немало находчивости даже в том случае, когда не удается использовать человеческий мозг... ибо нужный мозг в данном случае может оказаться не у человека. Даже как будто непритязательная девчонка на подхвате умеет прагматично и точно рассчитать, чем польстить вдове влиятельного политика, чтобы та отдала мозг своего мужа на сканирование. И чуткости у нее хватит, чтобы отговорить захватившего заложников тинейджера совершить непоправимое. А спящий красавец, окруженный выспренно-трагической аурой флешбеков из прошлого, может оказаться толковым и трезвомыслящим начальником.
Пресловутая японская дисциплина помогает воссоздать картину преступления даже по мельчайшим деталям — по времени на мобильнике можно определить, на какой станции в какой момент находился поезд, и это неплохая возможность возликовать о непрерывном и бесперебойном функционировании японской инфраструктуры. Тем контрастнее здесь неаппетитные проявления человеческих душ, тем поганее и гротескнее выглядят пороки. Все это можно смело возвести в квадрат, если учесть, что бичевать японцы умеют и пороки, лежащие как будто за границами уголовного кодекса, но от этого не менее тлетворные. Ведь добросовестные стражи закона неоспоримо знают, что они могут когда-нибудь привлечь к ответственности коррумпированного политика или негодяя-полицейского, но что практически нереально покарать подлинных виновников смерти пожилых людей — а именно родных, которые сами не убивали, но ухода стариков явно желали. И еще быстрее, чем эпидемия страшной болезни, от которой чернеют ногти, расползается по городу эпидемия равнодушия — на целый вагон может не найтись ни одного пассажира, который бы предотвратил ужасный инцидент.
Тут уж точно скальпелем равнодушной аналитичности вовсю вторгаются в наивысшую интимность, до физиологичности интенсивную. Не зря от главных героев не раз отвращаются под предлогом, дескать, попрания ими всех мыслимых и немыслимых этических норм. Но те люди, про дни рождения которых забывали при жизни, возможно, даже не против, чтобы их воспоминания после смерти стали достоянием хотя бы их коллег, обеспечив тем самым нечто большее, чем раскрытие очередного преступления. Есть же какая-то такая высшая, исконная правда и в том, что некоторых людей начинают ценить лишь тогда, когда уже слишком поздно...
Вдобавок, как у японцев часто выходит, отовсюду так и проглядывает неудержимое и неугомонное мифотворчество и духовидчество. Ну, чуть только речь идет про новейшие научно-технические разработки, то это отнюдь не исключение, а самое что ни на есть правило. И насыщенная визуальная образность сему способствует немало. Аки призрак из кайдана, стоит на другой стороне дороги опасная тян, и напрасно разразится предостерегающим воем верный пес. Для кого-то большинство людей безлики, опять-таки как японские призраки, и как не подозревать сверхъестественное в том, что в его сознании отпечаталось только одно конкретное лицо — ведь для этого как будто не было ровно никаких причин. Удвоение, а то и утроение улик или подозрительных лиц и вовсе созвучно такому частому сказочному сюжету, при котором среди двойников, копий, всевозможных ложных целей нужно выбрать оригинал, истинную цель. Если темп отбивается высокими красными каблуками по мостовой, и известно, что убийца носит красные каблуки, это еще не значит, что разгадка совсем на поверхности — ведь убитый был столь неосмотрителен, что подарил туфли означенного цвета более чем одной женщине, еще убийцей может оказаться и мужчина. А с духами ушедших друзей здесь вполне возможно взаимодействовать почти что непосредственно, ранясь осколками ускользающих смыслов в льдистой кипарисовой мгле.
Наконец, японцы не были бы японцами, если разгадка убийства в детективах их волновала бы больше, чем параллели между обстоятельствами очередного дела и событиями в личной жизни самих сотрудников отдела. Параллели часто крайне педантичные и явные — кто-то после громкого убийства с адюльтерами пересмотрит свои собственные отношения с женой; кто-то призадумается, а стоит ли дальше встречаться с парнем, если он требует оставить работу. Пожалуй, никто не выдаст тайны следствия, если отметит, что все действо должно в частности посодействовать главному герою достичь гармонии со своей совестью, семьей и вообще со всем, что согласно хоть на какую-то гармонию.
Пойми, что каждый секрет таит в себе чересчур неиллюзорную угрозу, и потому тебе лучше не знать секретов, особенно же самых близких людей. И сожги предсмертные дневники твоего отца. Откопай чужой секрет, который будет достаточно лиричным, повседневным и неоскверненным — и оставь в целости последние страницы. Того и гляди, правильным может оказаться и то, и другое. Уж почему — himitsu desu.
|
