Её имя пишется двумя иероглифами, первый из которых означает «прекрасный», а второй «вечер». Но насколько прекрасным на самом деле окажется вечер, если вы проведёте его с ней? Он ведь может быть пронзительно-сладким до боли, он может быть жутким до восторженного трепета. Её глаза цвета золота видят, насколько затуманен людской взгляд. И в то же время, она знает, что истина внутри самих людей, даже если те её и не замечают. Алая лента в русых волосах — как тонкая струйка свежей алой крови. Она может выполнить то, чего вы хотите, и не её вина в том, что вы пожелали то, что пожелали.
Она может отнять у человека всё, но обнаружится, что это «всё» - лишь иллюзия, навеянная потусторонним демоном владельцу, за которую сам человек расплачивается жизненной силой и энергией. Она может подарить кому-то ничто, но это ничто обернётся чем-то, ещё удерживающим человека в этом мире и дающим ему единственный смысл бытия. Пускай даже сам этот смысл опять-таки является иллюзией. А порой не захочет дать что-то кому-то забыть, потому что сама будет помнить. Например, о том, что некто когда-то был человеком. Не всем посочувствует, но не будет стыда в том, чтобы посочувствовать ей. Потому что никто ещё не научил её, что скрывать свои чувства считается хорошим тоном и что эмоциональная непробиваемость — залог крутости. Её страх неподделен, грусть искренна, воодушевление непритворно. Её смех находится на равно далёкой дистанции и от громового хохота сейлормуновских злодеев, и от «нья-ха-ха» кавайных красоток. Она одновременно может выиграть как воин и проиграть как женщина. Её невинный взгляд преступен, её ирония уместна. В этой девушке нет противоречий — сама она воплощённое противоречие.
Кроме героини, здесь ещё живёт мир. Да, этот мир живёт и дышит весь, от подрагивающих огромных бликов в глазах героев до песчинок на прогретой солнцем детской площадке. Он просто обязан ожить под потустороннюю музыку Кэндзи Кавайи. Такой наш и не наш одновременно. Сверхъестественный и неизмеримо обыденный. Демоны-синма смущают людской род, их истинные имена каллиграфически выписываются в воздухе. Но это ничуть не более удивительно, чем воздушные складки кимоно или пушок чистого снега на крышах уединённых пагод. И есть тут настоящий призрак в доспехах, в буквальном, не фигуральном смысле. Но это опять-таки ничуть не поразительней, чем человек, отдающий жизнь ради другого, и ничуть не драматичнее того, что некоторые жертвы, сделанные ради тебя другими, так мучительны, что силишься их забыть — вплоть до полного непризнания себя человеком.
Кровь сочится из ран недвижимо лежащих кукол. Но эти куклы не более безжизненны, чем юноша, чья жизнь распланирована на годы вперёд и уже ждёт его место в той же компании, в которой работают его отец и старший брат. Здесь просьба парня о вечной молодости и красоте может прикрывать желание просто встречаться с девушкой, пусть и не принадлежащей к роду людскому. Здесь не торопятся — видимо, в конце восьмедисятых годов жизнь по сравнению с нынешней была удивительно спокойной. Да и куда торопиться героине, чьё время застыло, кого ещё ждёт впереди опасная охота. Сражения больше схожи с медитацией, а изящный полуоборот с веером в руке стоит целого танца.
Здесь есть отталкивающие моменты, но нет фальшивых. Здесь одно легчайшее прикосновение к молчаливому спутнику в маске скажет больше мудрёного получасового диалога. Нет ничего лишнего, но при этом столь характерное для японских аниматоров внимание к деталям, таким, как причудливо завязанная ленточка на правой ноге героини (ассиметрия, между прочим — нередко отличительный признак существ из другого мира).
А школьницы, чуть выдастся свободная минутка, всё так же до слёз знакомо шепчутся с подружками, гадая, кому достанется красивый паренёк. Потому что только это должно волновать и волнует молодых девушек всех времён и народов, и так будет, пока стоит мир, сколько бы нежити ни таилось вокруг.
Всё это почти то же, что и «Бугипоп никогда не смеётся», но без затемнённой однообразной графики, и ещё пронизано фольклорным эстетизмом. И всё сосредоточено вокруг одного-единственного имени. Это имя — Мию.
|