Мне довелось смотреть «5 сантиметров в секунду», не зная, кто таков Макото Синкай. И на меня не давили ни его величие, ни слава его предыдущих работ, ни бремя всех тех ожиданий, которые он должен был оправдать. Во время этого фильма никакие воспоминания детства, могущие своей схожестью с переживаниями главных героев как-то по-особенному растрогать меня, не вставали у меня перед глазами. И я поднялась со своего места, как мне казалось, точно такою, какой принималась за просмотр. Я отвечала, когда меня звали, я шла, прижимая к себе чашку чая, и вдруг увидела, как в нее падают слезы. Удивительные для меня самой: не слезы тоски, надрывающей сердце, не слезы – свидетели разыгравшейся трагедии, не слезы разочарования… Как будто глаза не могли вместить чего-то невероятно огромного и значительного, что только что перед ними предстало.
Да, этот фильм рождает непонятные чувства. Их столь много, что разобраться в них так же сложно, как разобраться в чувствах главных героев. Ах, да я и никогда не была толкователем! И, наверное, нет необходимости становиться им сейчас: ведь никто не знает, излагал ли Синкай историю Тоно и Акари, или вовсе не о них он хотел сказать, рисуя бесконечные переходы на незнакомые линии и станции, где все кого-то ожидают.
Однако не одной метафоричностью и отсутствием всякого действия фильм показался мне таким удивительным. Вы словно смотрите альбом с фотографиями, где вроде бы событие в центре, но за пределами кадра весь мир. Как бы это сказать… В сущности, в этом фильме ведь мало любви. Выражений ее, какие мы привыкли видеть в кино или читать в книгах. Не прозвучало ни одного признания, не было пылких объяснений и мучительных томлений, не было драматичной борьбы за свои чувства, и герои не устремлялись друг другу в объятия. Собственно любви героев уделено так мало места, так почему же после просмотра остается чувство, что она так необъятно велика! ?
Знаете, говорят, на картинах всегда есть самое яркое место, акцент, который составляет смысл произведения. И вот в «5 сантиметрах» это, казалось бы, и есть чувства Тоно и Акари. Но в фильме их любовь – не кульминация действия, тогда она была бы всего лишь акцентом, эпизодом, самым ярким пятном на картине. Она же – та канва, на которую Синкай нанес свои этюды из жизни главных героев. И на какие бы детали мы не смотрели, она занимает все остальное место.
Вот маленький мальчик предпринимает свое путешествие. Не ради любви, нет! О ней он и не помышляет. Он просто едет от станции к станции и ждет встречи, потому что расстояние скоро перестанет быть таким, когда эта встреча возможна. И когда он видит Акари, то не бросается ей на шею, а делает совершенно противоположное! Он зажмуривается! Зажмуривается, хотя ехал много часов для того, чтобы увидеть.
Потом он взрослеет, и все еще нет никакой любви, есть ожидание чего-то большого и неопределенно прекрасного, такое свойственное юности, чего он и сам не понимает. И может быть, только тогда, когда он впервые увидел лицо девушки из своих снов, чувство его к Акари начинает обретать форму. Оно остается таким до конца – любовью-догадкой, любовью-ожиданием, перемешанной с мечтательностью.
Что он должен был предпринять в тот момент, и мог ли он это сделать? Ах ты, господи, это только Брюс Уиллис всегда знает, как поступить, и приступает сразу к спасению мира, наплевав на всякие условности. В жизни же ужасно трудно выговорить слово «люблю», особенно, если это чувство не поверхностно и мимолетно. Как мог он, подросток, сказать это девочке, с которой виделся только один раз за много лет? И он опять делает только то, что в его силах, во всех частях фильма он повторяет эти слова. И много лет спустя он все еще ожидает, как ждал когда-то ребенком отправления запаздывающего экспресса с очередной станции. И его путешествие все так же длинно и одиноко. Может быть, поэтому он так сочувствует чувствам девочки, похожей на самого Тоно, чьему признанию тоже так и не суждено будет прозвучать…
И вот маленького забавного Синкая осуждают, потому что ждали от него этих слов! И я ждала их вместе со всеми. Но аплодирую его молчанию.
|
