О философии «Серокрылых» (В качестве комментария на комментарийInti)
К комментарию Inti можно отнестись как «к еще одному» мнению, и я бы никогда не обратил на него особое внимание, если бы не было бы столь отрадно встретить здесь коллегу. По крайней мере, употребление в тексте терминов наподобие «интертекстуальности» и знание о существовании ряда философских проблем («я и другой») говорит о том, что мы имеем дело с философом.
Огорчает другое. При прочтении текста комментария создается впечатление, что автор не заметил в фильме вообще ничего, достойного внимания. Легко заметить, что в негативные цвета во взгляде автора рецензии окрашено все – от идей до рисовки. («Жуткий, жуткий символизм»? Ну тогда, извините, лучше автору данной рецензии аниме вообще не смотреть. Вот зачем в таком шедевре, как «Унесенные призраками» на станции Зенибы вдруг часы из Хиросимы? К чему этот «нечитаемый символ?) И такой подход сам по себе уже наводит на мысли... даже не о вкусовщине, а о голом субъективизме. Что-то есть в этом фильме такое, что жутко не понравилось автору рецензии. И в результате вся рецензия еще до собственного написания оказалась окрашенной в негативные тона. Уже только поэтому вне зависимости от содержания она уже заранее была обречена. И только поэтому я бы не стал относиться к мнению Inti, как к весомому.
Текст начинается с двух утверждений, служащих автору определенным фундаментом и... совершенно бездоказательных. Речь идет об безоглядном отнесении аниме к массовой культуре. Жестокий вердикт. Жаль только, мы не услышали, на чем он основан. Примешивание сюда «Евангелионов» и т.п. коммерческой попсы аргументом не является. Не нужно путать Сару Бернар с сенбернаром.
И не следует поэтому (будем верны философской терминологии автора) воспринимать «Хайбан» как набор симулякров. Это не есть попытка «подделаться» под Истину. «Хайбан» есть попытка ее высказать. И вот почему.
Yoshitoshi Abe (не знаю, как его имя лучше написать по-русски – через «с» или через «ш»; правильно, вероятно, Ёситоси, но это не очень хорошо звучит) в своем интервью о «Серокрылых» рассказывал, что даже в отличии от «Лэйн» при создании этого фильма он принципиально не руководствовался ничьими советами и мнениями. Он делал так, как хотел. Это было нормальное, свободное творчество, истинное творчество так, как оно должно быть. И глядя в детские глаза этого человека я не думаю, что он лгал. Фильм просто заряжен интуицией свободы. И Стена, окружающая город, не есть просто символ («на самом деле не стена», согласно автору рецензии). Это действительно Стена. Это символ феноменального, в кантовском понимании, мира, или, утрируя, того материального мира, в который мы все откуда-то, подобно Ракке, заброшены. Мы можем быть трижды духовными существами, но мы никогда бы не высказали того, что можем, если бы мы не существами в ограниченном мире (или в мире ограниченного – ведь все материальные вещи ограничены). И неслучайно, что именно Стена, казалось бы, сугубо негативный символ несвободы, служит в «Хайбане» своего рода гарантом общения нашего дольнего мира с миром горным. Ведь всякая граница не только разделяет – она, если присмотреться, и соединяет. И мы в этой границе очень, очень, очень ненадолго. И нам надо все успеть. Чтобы идти куда-то дальше, туда, чем ни Абэ, да и никто из нас не знает. Иными словами, фильм представляет собой попытку выразить через человека Истину мира. А это и есть философия, которую я понимаю как личное знание о мире в целом.
Если другой фильм Абэ - «Лэйн» - принципиально космологичен, то «Хайбан» принципиально экзистенциален. Объясню, что это означает. Главная загадка «Лэйн» есть загадка того, как устроен тот вроде бы наш сегодняшний, но в то же время какой-то странный мир, в котором живет эта непонятная девочка. И разгадка этого мира там дается. Сама Лэйн в фильме важна и ценна лишь постольку, поскольку существует ее функция в мире-космосе. В «Хайбане» все наоборот. Там все выстроенное автором пространство работает на выражение через главных героев центральной идеи фильма. И не нужно думать, что это идея вины. Вина (кстати, заметьте – мы не знаем, в чем конкретно, допустим грех Ракки, отчего и у меня самого появилась в начале идея потустороннего мира как чистилища) здесь лишь крайнее, наиболее выпуклое выражение того, что «все мы звери, господа», как говорил Митя Карамазов. Все грешны. «Все связаны», как сказала Лэйн. Даже если мы невиновны (из шести старших серокрылых грешницы лишь Рэкке и Ракка), мы должны помнить о любви и благодарности, о прощении и о том, что «я был дураком». И город, где живут серокрылые – это не чистилище, хоть и покинуть его надо чистым. Это наш мир, где – еще раз – на отпущенный нам срок мы должны слишком много успеть и слишком многим поклониться. «Лэйн» и «Хайбан» - это дилогия или диптих, который я обязательно советовал бы смотреть думающей аудитории, один фильм сразу один после другого. Ракка – это другая Лэйн – в том самом значении «другого», о котором говорил автор рецензии. Но только живущая полной жизнью. Так же, как Бог должен был вочеловечиться, чтобы познать нестепимую тяжесть страдания, Мать Мира должна была стать обычной девочкой. У Лэйн было всё, включая папу-Бога. У неё только любви не было. У Ракки она есть. Она и есть сама любовь.
Христианские мотивы? Да. Ну а отом, как зритель к ним отнесется – это уже дело зрителя. Я не собираюсь ничего никому проповедовать. Я не христинанин, я аристотелист. И здесь уже я ничего не могу сказать. Да и к тому же, «Дао, о котором можно сказать, не есть истинное Дао».
|
