Иногда бывает для какого-нибудь произведения не находятся слова и все тут. То ли потому, что чувства так переполняют, что и не выговорить, то ли потому, что само произведение кажется настолько совершенным, что как-то смешно и неловко пытаться присуетить к нему что-то еще. И прямо сейчас мне очень сложно писать. Правда из-за того, что мне банально нечего сказать про вот... это (я уж так как-нибудь - неопределенно, иба не хочется даже названием связывать это кино с первой частью). Очень мне, знаете, грустно. Тогда, от первого Нацуме, грустно было тоже, но совсем по-другому.

Вообще мне малопонятно (а потому завидно), когда в отношении этого фильма людьми обсуждается внушаемая им благодать, умиротворенность, какое-то там волшебство... то есть все то, чего я упорно не вижу. По мне, в Нацуме никогда не было ничего этого благополучного, приятно-хэппи-эндовского, жизнеутверждающего или там, прости господи, уютного. Как же ж вот объяснить-то... Да и ладно (раз уж необходимым эпитетом, по всей вероятности, мне голову не осенит), так как в нем просто вообще не было ничего, кроме тоски. Какой-то пронзительной и в целом бессильной тоски по незавершенности счастья. По неполноте любви. По заранее недостижимому, которое по всем канонам и не сбывается. И ничего нельзя с этим сделать, кроме как сочинять восторженные монологи, призванные нас же и убеждать, будто бы в этой несостоятельности своя красота, болезненная, но прекрасность, и будто от этого екает грудь. Что тут сказать. Я очень согласна этим всем умиляться в талантливых кинах и книжках нобелевских лауреатов. По факту же, то бишь для суровой и скушной реальности, в которой кругом только и происходит, что "по минутам осыпается ожидание невозможного", это очень неубедительное утешение. И было бы зело красивше, если бы в жизни, при всей-то содержащейся в ней чернухе, имелось для радости что-то поболее подобных эфемерных идей.

А имеется то, что и нарисовано - огромное одиночество и в нем моменты близости и душевного тепла настолько незначительные, что не важно, с чем мы сопоставим их продолжительность: они окажутся одинаково ничтожны для человеческого века и для бессрочной вечности. Каждую минуту каждой новеллы для всякого нового героя это история одиночества. И несмотря на то, что ни для кого оно так и не разрешилось (кроме, возможно, Рейко, которой перестала быть нужной тетрадь дружбы), Нацуме не прервался, а закончился. После первой части. И закончился как раз таки "завершенно", безо всякой недосказанности, коей можно было бы оправдывать если не неудачу всех продолжений, то хотя бы само их наличие.

По крайней мере, мне Нацуме никогда не представлялся каким-то там альманахом из баек про аякаси, надерганных с местного фольклора, а, наоборот, казался вполне цельным произведением, идея которого получает развитие от истории к истории так, что их нельзя поменять местами, и приходит к определенному выводу. Этот порядок - от непонимания к принятию и страху потерять - кончился тем, что... да смирением он кончился, чего уж тут разводить болтовню! И это логический итог для Нацуме, которому каждое имя тетради послужило для осознания этого, а не просто было случайно выбрано для заполнения эфирного времени.

Оговорюсь тоже, что вторая часть была просмотрена мною сразу же после первой, вместе, без перерыва даже на день, на всем этом всколыхании, так что я не ломаюсь, когда говорю, что она была ни о чем и ни для чего совершенно не нужною. Оттуда я, собственно, даже и не помню ничего, кроме какой-то нелепо неуместной темы с конкурирующими экзорцистами (и говорить-то странно об этом) и смутно истории про картину с вишнями (переиначенного повторения одной из предыдущих).

Но если вторая часть была просто какой-то никакой, то вот эта уже невыносима. Так как она полностью состоит из невыносимо приторного голоса мальчика, невыносимо наигранных сцен и невыносимо примитивных слащавых речей по какой-то видимо недоступной мне теме всеобщей правильности.

И все это вместе приводит только к одной мысли. О том, что, пожалуй, никто не созидает так много из душевного порыва, как японцы, но и никто, как они, не готов с такой легкостью тиражировать и разменивать этот порыв, имитируя его снова и снова, в случае, если на это внезапно является спрос. И в данном конкретном примере мы как раз наблюдаем сие распространенное явление, когда не история выдумывается для выражения идеи, а идея для продолжения истории. А ведь поначалу казалось, что не от развеселой жизни написано это, что не очень-то оранжевые мысли посещают автора, и что только по сердечному движению случаются такие вот сказки. Да и не очень уж сказки, раз уж на то пошло. Во всяком случае, каждый имеющий с тройку десятков друзей на фейсбуке может задаться вопросом, не имена ли то призраков, собранные лишь для того, чтоб не позвать их ни когда по-настоящему плохо, ни когда по-настоящему хорошо.

В целом мне очень понятны попытки мангаки выдавить из Нацуме еще и еще малость профита, хоть на них и жалко смотреть. И наверняка на ее месте я поступала бы так же. А все-таки грустно (пусть это и противоречит всему ранее мной же написанному), что Нацуме теперь стоит так мало. И надеюсь, Хотару и Гина она сторговала дороже.

+11 Если Вы считаете этот комментарий полезным, то проголосуйте за него.