Исао Такахата семидесятых и восьмидесятых – это совсем не то, что Исао Такахата девяностых. Да, в «Тиэ», «Госю-виолончелисте», «Ане» всё было не так уж безмятежно (да даже в младенческих «Пандах» сюжет строился на сиротстве главной героини!), но тени над будущей «Могилой светлячков» еще только сгущались, и горьковатый осадок «Семьи Ямады» не падал хлопьями на финальные титры. И смерть, и бедность, и несчастья то и дело попадали в камеру, но еще не было ощущения, что от них не спастись. Была надежда. Надежда, воплощенная в юном человеке. В данном случае, в маленькой оторве Тиэ, маминой радости и папиной гордости, Тиэ – укротительнице боевых котов и престарелых бандитов, Тиэ – лучшей бегунье и просто пятикласснице.

Для меня Тиэ - настоящая махо-сёдзе: девочка-волшебница как она есть. Нет, поймите меня правильно: я, грешным делом, очень люблю приключения всяких там воинов в матросках, это так носатальдзино, весело, да и оттягивает нехило. Но мою веру в волшебство поддерживает всё-таки не Цукино Усаги, а Тиэ Такэмото. Не астеническая нимфетка в сюжетообразующем белье, а коротконогая малявка на прочных гэта. Этими гэта она попирает врагов, несчастья и собственные слабости. Если надо дать отпор наглым одноклассникам, взнуздать непутёвого родителя, окоротить якудза, поддержать отчаявшуюся мать, просто позовите Тиэ, и уж она не спасует! Пацанка Тиэ – «соль земли японской», точнее, ее соевый соус: на ней всё держится, вокруг нее всё крутится. И при этом Тиэ еще и добрый, отзывчивый ребёнок. Гибрид Пеппи Длинного Чулка и чудо-персика Момотаро; а если сравнивать с другими девчачьими образами Такахаты, то Тиэ слегка похожа на крошечную богатыршу Мимико («Большая Панда и маленькая Панда») – она такая же неунывающая, бодрая, и так же не склонна себя жалеть. Вот только Мимико повезло больше – ее удочерил бамбуковый медведь; а у Тиэ имеется родной отец, да такой, что никакие медведи и близко не подойдут к дому Такэмото. Но Тиэ не теряется, и даже такого отца отнюдь не робеет, и это – настоящее чудо. Обыкновенное чудо. Если и может исправиться пьющий и игращий папа, то отнюдь не силой лунной призмы, а силой той умозрительной клизмы, которую ему вставят бывший школьный учитель – непререкаемый авторитет и непревзойденный драчун – и забытая на хозяйстве дочка.

Обыкновенное чудо, конечно, не такое яркое, как необыкновенное. И не такое всеобъемлющее. Никто не может сделать из подгоревшего шашлыка – вкусный, из отпетого обалдуя – умника-разумника и отличного семьянина... или, скажем, воскресить мертвого бойцового кота. Обыкновенное, самое себе заурядное и вседоступное чудо есть любовь. А любовь со многим позволяет смириться. Даже когда родители не идеальны (а когда они, черт возьми, идеальны?!), если они всё-таки любят свою страшноватенькую Тиэ – она может быть счастлива. Ну, хоть время от времени. И мама, глядя на свою ненаглядную тумбочку-дочку, говорит ей: «Тебе всё к лицу, потому что у тебя хорошая фигура!» И Тиэ отвечает с блаженной ухмылкой: «Это только ты так говоришь!». Пока так хоть кто-то говорит, Тиэ, в это можно верить... Это такое обыкновенное чудо. Специально для тебя, моя Тиэ. Моя хулиганка. Моя красавица.

Япония «Тиэ» - это Япония времен первых фильмов о «Годзилле», невероятных набрюшников и преддверия экономического чуда. Такахата рисовал по памяти, а память у него, судя по всему, хорошая. Старинная реклама, древние афиши, жуткие моды и уродливые прически. Всё это настолько далеко от нас, далеко и недостоверно, что смотрится почти как паропанк («ну-ка, ну-ка, где тут у вас шагающие дирижабли?»). Только гораздо убедительней. Дирижабли не приходят. Войну Япония таки проиграла. Папа – тот еще фрукт, и идеальным домохозяином вряд ли станет. Кот Антонио-Победитель Быков лишился правого яичка и не пережил своей потери. Вряд ли из Тиэ вырастет фотомодель... Все эти трудности неподвластны обыкновенным чудесам, мастер Такахата этого от нас и не пытался скрыть. Однако вместо необыкновенных чудес он дал нам надежду – невзрачную, крепкую и прекрасную, как его Тиэ.