«Пусть одно зерно даст тысячу». «Пусть два зерна дадут десять тысяч»...
Нехитрая сказочная арифметика ведёт к сумме воздействия, гораздо большей суммы слагающих подобное чудо компонент. А сказочная лирика скрадывает даже неизбежную дидактичность повествования. Нет ощущение, что авторы и герои вещают что-то смотрящему, глядя на него сверху вниз: вот, дескать, мудрость столетий, внимайте и трепещите. Скорее ненавязчиво и доверительно делятся как своей болью, так и своими победами.
Такие вещи, выполненные с осторожной и проникновенной чуткостью, гораздо больше чем беспросветно реалистичные или готично апокалиптичные побуждают, например, задуматься о том, как реально жили люди в стародавнюю пору, но как многие живут ещё и сейчас. Если сопоставить с некоторыми историческими сведениями, то будет немного яснее и жестокость доли, постигшей мать Таро, чрезмерная пожалуй, как с точки зрения сегодняшнего дня наверняка должно выглядеть. Но тогда, когда фильм создавался, ещё видимо не столь уж потускнели воспоминания о временах, в которые подобная беспощадность была чем-то само собой разумеющимся. Не случайно ведь в «Семи самураях» Акиры Куросавы крестьяне сами едят просо, чтобы иметь возможность платить самураям рисом. Во всяком случае, хоть одна из целей просмотра будет достигнута, если хоть самую малость после этого станешь бережнее относиться к еде. К тому же самому рису, допустим. Какой контраст представляют такие фильмы, как этот, с современным анимешным бытом ОЯШей! Каковые, в пятнадцать лет не имея родителей, тем не менее имеют и сколько угодно риса, без надобности его возделывать, разумеется, и полдюжины подруг детства, чтобы повкуснее его сготовить.
Итак, мир этой пленительной сказки довольно жёсткий. Что не преминут лишний раз подчеркнуть и ещё кое-какими колоритными деталями, вроде разлагающегося тела дракона с проступающими сквозь плоть рёбрами. Или драконьих глаз, которые служат игрушкой маленькому ребёнку. Но... о милая старая импульсивность, о юный задор, о наивная, но неиссякающая надежда на искупление! Тогда ещё не ведали же, что продвинуто и современно — это, уж начав затрагивать какую-нибудь душещиплющую тему, раскрутить её до полной безысходности, до полного краха всех чаяний героев, до мира, погружённого в победный апокалипсис. Здесь же заря анимации органично соответствует заре и мира. Люди ещё способны понимать язык зверей, птиц и духов, и если предначальная гармония сохранилась не во всей первозданности и нетронутости, то по крайней мере ощущается немало её примеров и свидетельств. Искажение конечно уже нашло дорогу в жизнь местного населения — есть и коварные демоны, есть и самая банальная человеческая жадность. Однако искажение преодолимо — если не всё, то многое ещё способно вернуться в неиспорченное, исконное состояние так органично и полнокровно, как обновляется земля каждой весной. Праздник очищения и пробуждения, ещё не успевший стать регламентированным и закосневшим ритуалом...
По интонации, мотивам, настроению, некоторым художественным приёмам сие аниме наверняка не что иное как один из провозвестников и предшественников «Унесённых призраками». Нет, ошеломляющего, сложного, многослойного подтекста тут нет — и текст-то не особо сложен. Ожидаешь сначала, что лежебока и обжора Таро будет испытывать некий конфликт с самим собой, раз ему сила даётся только при условии, что он будет расходовать её на помощь другим. Но новые условия он принимает естественно и непринуждённо. И вообще, при всей своей моральной составляющей, фильм-то превращается в совершенно неуёмное, всепоглощающее и лишённое какого бы то ни было стеснения любование миром, без которого для меня уже не будут полны даже такие энциклопедии волшебных существ славной страны Нихон, как Нацуме и Нурарихён. Чёрные и красные демоны, жутковатые рощи деревьев, у которых ветки словно шипы, и опасные и притягательные снежные девы...
Не говоря уж о том, что аниме буквально напоено жизнью, движением. Сидит ли Таро вечером в хижине — к дверям непременно подбежит зверь и помашет хвостом. Отправится ли в свой квест — в вышине будет парить какая-нибудь птица. А визуальная сторона присходящего, при всей своей старательно имитируемой неуклюжести, поди ещё отчеканится в сознании чётче, чем иной глянцевый пейзажик недавних лет. Деревца, как будто детской рукой нарисованные, утёсы, скалы, возвышенности, словно сплетающиеся из воздушных тонов туши, персонажи с неброской внешностью, которой, однако, скорее бы и следовало в первую очередь соседствовать в человеческом сознании с таким понятием, как аниме. Потому что психоделические радуги волос и глаз могут на некоторое время занять воображение, но больше как диковинки, пожираемые глазами туриста — по сравнению с тем, что ждёт тебя при возвращении в родное и дорогое место, буде оно у тебя действительно имеется.
И трель... невесомая, трепетная мелодия флейты чудесной девочки Айи, дружба Айи и Таро... Уж с «Принцем Севера» для меня данное аниме теперь точно в одном ряду.
|